Эрнст Гофман - Новеллы

Итак, Отмар — один из многих, не лишенных души и разума людей, что с живостью и энтузиазмом воспринимают все новое в области науки; но такое восприятие и есть конечная цель их устремлений, и единственное, чего они без труда достигают, радуясь своим духовным возможностям, — это знание формы. Этим знанием и довольствуется их дух, даже не подозревающий о каком-либо внутреннем содержании; их душе — а в ней им все же нельзя отказать — недостает глубины. Отмар, как тебе известно, настойчиво осаждал меня, а поскольку он показался мне наиболее ярким образчиком столь распространенной ныне породы молодых людей, мне было забавно немного поиграться с ним. Он входил в мою комнату с таким благоговением, словно то была святая святых храма в Саисе [25] …храма в Саисе… — см. прим. 6. , и, считая себя моим учеником, с такой готовностью подставлял спину под розги, что мне было не жаль подарить ему кое-какие безобидные игрушки, которые он, похваляясь любовью учителя, с гордостью показывал другим мальчишкам. Когда я, уступив его просьбам, приехал в имение его отца, я обнаружил там барона, весьма своенравного старика, в компании чудаковатого, не лишенного юмора старого художника, который порой корчит из себя слезливо-морализирующего pagliasso [26] Паяц (итал.) . Не помню, что я говорил тебе о том впечатлении, которое произвела на меня Мария; чувствую, что мне будет нелегко рассказать тебе об этом так, чтобы быть понятым до конца. Мне придется положиться на то, что ты меня хорошо знаешь и даже понимаешь ту высшую направленность моей деятельности, которая недоступна всем прочим. А потому ты, конечно, не сомневаешься в том, что стройная фигурка, напоминающая великолепный цветок, что несет на тонком стебле пышные листья и бутоны; голубые глаза, взор которых словно устремляется к чему-то сокрытому за облаками, — короче, что даже ангельски прекрасная девушка не может превратить меня в изнемогающего от любовной тоски, нелепого воздыхателя. Мгновенное осознание тайной духовной связи между мной и Марией — вот что пронизало меня неким удивительным чувством. К глубочайшему блаженству примешивалась мучительная ярость, вызываемая сопротивлением Марии, — какая-то чужая, враждебная мне сила противилась моему влиянию и держала в плену душу Марии. Сосредоточив всю силу своего духа, я распознал врага и, вступив с ним в яростную схватку, попытался уловить, как зажигательным стеклом, те лучи, что устремлялись ко мне из души Марии. Старый художник следил за мной внимательнее, чем все остальные; он, похоже, догадался, какое напряжение вызвала во мне Мария. Возможно, меня выдали глаза, ведь нашему духу столь тесно в теле, что даже малейшее внутреннее движение, вызывая колебание в нервах, передается наружу и изменяет выражение лица или по меньшей мере глаз. Но меня насмешило, сколь вульгарно он понял все это: он беспрерывно твердил мне о графе Иполите, женихе Марии, а когда он принимался раскладывать передо мной пестрые образчики всех его добродетелей, то добивался лишь того, что я от души потешался над глупыми отношениями, которые по-детски наивно завязывают люди, и наслаждался своим глубоким пониманием тех связей, что устанавливает сама природа, и способностью оберегать их. Полностью втянуть Марию в свое «я», все ее существо и бытие столь тесно переплести с моими, чтобы отрыв от меня стал для нее гибельным, — таковы были мои помыслы, рождавшие во мне упоительный восторг и устремленные лишь на то, чего желала сама природа. Эта глубочайшая духовная связь с женщиной, дарующая блаженство, не сравнимое ни с чем, даже с самым высшим животным наслаждением, подобает жрецу Изиды; ты знаешь мои взгляды на это, и мне незачем объяснять все это подробнее. Природа создала женщину пассивной во всех отношениях. Покорная уступчивость, жадное приятие всего лежащего вовне, признание и почитание высшего духовного принципа, что и составляет суть истинно детской души, — все эти качества свойственны только женщине, и полностью подчинить их себе, принять в свое «я» — наивысшее наслаждение. С того первого мига я, даже уехав из замка, в духовном смысле постоянно находился подле Марии, но и тебе я не решусь рассказать обо всех уловках, на которые я пускался, стараясь тайком приблизиться к ней и в физическом смысле, чтобы сильнее влиять на нее, ибо некоторые из них ты назвал бы низкими, хотя они и вели к высокой цели. Вскоре Мария впала в некое странное состояние, которое Отмар, как и следовало ожидать, счел нервной болезнью, и я — на что я и рассчитывал вновь появился в их доме в роли врача. Мария узнала во мне того, кто в ореоле власти уже не раз представал перед ней как повелитель в ее сновидениях, и теперь она ясно увидела своим внутренним взором все то, о чем до той поры лишь смутно догадывалась. Моего взгляда и твердой воли оказалось достаточно, чтобы погрузить ее в так называемое сомнамбулическое состояние, которое было не чем иным, как полным уходом от самой себя и пребыванием в более высоких духовных сферах своего повелителя. А потом она покорно приняла в себя мой дух, пробудивший в ней желание улететь из темницы, куда заключили ее люди. Теперь Мария может жить, только существуя во мне, и она спокойна и счастлива. Образ Иполита, верно, еще сохранил в ее душе какие-то смутные очертания, но скоро рассеются и они. Барон и старый художник глядят на меня враждебными глазами, но сколь поразительно то, как и тут сказывается сила, которую даровала мне природа. Им, должно быть, жутко ощущать, что, несмотря на сопротивление, они вынуждены признать повелителя. Ты знаешь, каким удивительным способом я накопил сокровища тайных познаний. Ты никогда не мог заставить себя прочесть эту книгу [27] …эту книгу… — Неясно, идет ли речь о книге самого Альбана или о книге Г. Г. Шуберта «Рассуждения о ночных сторонах естествознания» (1808), часто упоминаемой Гофманом. , хоть тебя и поразили бы в ней такие великолепные комбинации природных сил и воздействий, каких не найти ни в одном из учебников физики. Не брезгую я и тем, чтобы порой подготовить все заранее, — да разве это надувательство, когда толпа, разинув рот от испуга, удивляется чему-то, что она вполне справедливо считает чудом, ведь понимание наиболее простой и доступной его причины разрушает не само чудо, а лишь удивление перед ним? Иполит — полковник на службе в…, в самой гуще сражений. Я не желаю ему смерти, пусть возвращается, тем великолепнее будет мой триумф, ибо я не сомневаюсь в победе. А если противник окажется более опасным, нежели я предполагал, то можешь мне поверить, что ощущение моей силы…