Нацумэ Сосэки: Десять снов

От саке старик раскраснелся. На его лучащемся молодостью лице ни единой морщинки. Только густая седая борода выдает возраст. Я еще ребенок. Стоило мне подумать, сколько же лет этому старику, как хозяйка, вышедшая набрать в деревянное ведерко воды из бамбукового водостока, вытирая руки о фартук, спросила:

— Дедушка, а сколько тебе лет?

Старик, проглотив закуску, невозмутимо отвечал:

— Да я уж и не помню.

Хозяйка, заложив руки за тонкий пояс, остановилась рядом со стариком и начала разглядывать его лицо. Старик залпом осушил огромную, размером с чайную чашку, пиалу саке и резко выдохнул сквозь седые усы. Хозяйка спросила:

— Где же твой дом, дедушка?

— В утробе, что за пупком! — вырвалось у него.

Хозяйка, по-прежнему не вынимая заложенных за тонкий поясок рук, снова спросила:

— А куда ты идешь?

Старик, вновь осушив залпом огромную, как чайная чашка, пиалу горячего саке, и резко выдохнув, сказал:

— Да вон туда.

Когда хозяйка переспросила: «Прямо, что ль?» — его глубокий выдох прошел сквозь перегородку-сёдзи [7] Сёдзи — раздвижные перегородки, которые представляют собой деревянные рамы, обтянутые бумагой. и, минуя заросли ив, устремился прямо к берегу реки.

Старик вышел на улицу. Я вышел вслед за ним. На поясе у него болталась маленькая тыква-горлянка. На плече висел прямоугольный ящик. Он был одет в бледно-желтые короткие штаны и безрукавку. Только носки-таби [8] Таби — носки с отделенным большим пальцем. были ярко-желтого цвета. Похоже, они были кожаными.

Старик оказался прямо в зарослях ив. Под ивами играли несколько ребятишек. Смеясь, старик достал из-за пояса бледно-желтое полотенце. Скрутил, точно длинную полоску бумаги [9] На длинных полосках бумаги записывали имена жертвовавших на буддийский храм, затем такие полоски скручивались и вкладывались в статую Будды. , и положил наземь. Затем очертил вокруг него большой круг. Наконец, вынул из висевшего на плече ящика медную дудку, какой зазывают покупателей уличные торговцы конфет-тянучек.

— Сейчас это полотенце превратится в змею. Смотрите-ка, смотрите-ка, — приговаривал он.

Дети, затаив дыхание, смотрели на полотенце. И я вместе с ними.

— Смотрите, смотрите. Здорово? — приговаривал старик и, дуя в дудку, стал вращаться по кругу. Я не сводил глаз с полотенца. Но оно лежало не шелохнувшись. Старик дудел в дудку «пи-и пи-и». И все продолжал кружиться. Он осторожно семенил на цыпочках в своих соломенных сандалиях, обходил круг, крадучись, словно боялся вспугнуть полотенце. Было и страшно, и интересно!

Внезапно старик опустил дудку. Открыв висевший на плече ящик, осторожно прихватил полотенце за кончик и резким движением забросил его в ящик.

— Вот так, а теперь оно превратится в змею. Сейчас покажу, сейчас покажу, — приговаривая, старик пошел дальше. Миновав заросли ив, он устремился прямо вниз по узкой тропе. Я хотел увидеть змею и поспешил за ним по узкой тропинке. Старик шел, время от времени приговаривая:

— Сейчас-сейчас. Превратится в змею.

Наконец, напевая: «Сейчас станет, станет змеей, непременно станет, дудочка заиграет», — он вышел к берегу. На берегу не было ни моста, ни лодки, и я подумал, что, наверное, здесь он остановится и покажет змею, свернувшуюся в ящике. Но старик с плеском вошел в реку. Сначала он шел по колено в воде, но с каждым шагом вода поднималась, скрывая его по пояс, по грудь. А он все напевал: «Все глубже, все темнее. Прямо сейчас!» — и шел вперед. Вот уже и борода, и лицо, и голова, и косынка на голове скрылись из виду.

Я думал, что старик, выйдя на другой берег, покажет змею, и все ждал, стоя один-одинешенек в шумящих зарослях тростника. Но старик так и не появился.

Я видел сон.

Было это в стародавние времена, едва ли не в эпоху богов. Я был воином, удача отвернулась от нас, и мы потерпели поражение. Я попал в плен, и меня отволокли к вражескому военачальнику.

Люди в те времена были высокие. И все носили длинные бороды. К затянутым кожаным поясам были подвешены прямые, как палки, мечи. Луки, похоже, были сделаны из необработанных толстых веток глициний. Не покрытые лаком, не ошкуренные. Совсем безыскусная работа.

Вражеский военачальник, крепко сжимая правой рукой середину лука и уткнув его концом в траву, сидел на перевернутом кувшине из-под саке. Я посмотрел ему в лицо — на переносице сходились густые брови. В те времена бритв, конечно же, не было.