Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль

Он молча улыбался и поцеловал ее в губы.

— Ах, учитель, я всегда любила тебя, с самой ранней юности, но поняла это той страшной ночью, когда ты сломил меня. Помнишь, я чуть не задохнулась в твоих объятьях? На моем плече остался след, капля крови. Я была полуодета, и твоя плоть как бы вошла в мою. Мы боролись, ты оказался сильнее, и я поняла, как нуждаюсь в поддержке. Сначала я почувствовала себя униженной, а затем увидела, как несказанно сладостна эта покорность. И все время я ощущала тебя в себе. Твои движения даже издали приводили меня в трепет, — мне казалось, что ты дотрагиваешься до меня. Я хотела, чтобы ты снова сжал меня в объятьях, сдавил так, чтобы я растворилась в тебе навсегда. Что-то подсказывало мне, что и ты хочешь того же, что сила, заставившая меня стать твоей, сделала и тебя моим, что ты борешься с собой, чтобы помимо воли не схватить меня и не удержать возле себя… Во время твоей болезни, когда я ухаживала за тобой, мое душевное смятение отчасти улеглось. И тут я все поняла: я перестала ходить в церковь, я обрела подле тебя счастье, уверенность, о какой так мечтала. Помнишь, я крикнула тебе там, на току, что нашей любви чего-то недостает. В ней была какая-то пустота, мне надо было ее заполнить. Чего же мне недоставало, если не божественного начала — смысла бытия? И вот наше полное обладание друг другом, это торжество любви и жизни и есть воплощение божества.

Теперь слышался лишь ее лепет и его торжествующий смех; они снова отдались друг другу. То была ночь блаженства, — счастливая комната благоухала юностью и страстью. Когда занялась заря, они распахнули окна навстречу весне. На бескрайнем, без единого облака, чистом небе всходило животворное апрельское солнце, и земля, набухшая от соков произрастания, радостно славила их любовь.

Настала счастливая идиллия, пора счастливого обладания друг другом. Клотильда была весной, вернувшейся к Паскалю на закате его дней. Возлюбленная, не скупясь, дарила ему цветы и солнце, отдавала свою юность, когда за спиной у него уже было тридцать лет тяжелой работы, когда он устал, поседел, познав глубины человеческих страданий. Он возрождался под взглядом ее больших светлых глаз, от ее чистого дыхания. К нему вернулась вера в жизнь, в здоровье, в свои силы и вечное обновление.

Наутро после их брачной ночи Клотильда, опередив Паскаля, вышла из спальни только к десяти часам утра. Первое, что она увидела, была растерянная Мартина, стоявшая посреди кабинета. Накануне доктор, последовав за девушкой, оставил дверь своей комнаты открытой; и служанка, без помехи войдя туда, обнаружила, что постель даже не смята. Затем, к своему удивлению, она услышала, что из спальни Клотильды доносятся голоса. Она до смешного растерялась и помрачнела.

Улыбающаяся, озаренная переполнявшим ее счастьем, Клотильда поспешила поделиться им с Мартиной.

— Мартина, я никуда не уеду! Учитель и я — мы поженились…

При этом известии старая служанка зашаталась. От острой боли, от нестерпимой душевной муки поблекшее лицо Мартины, отмеченное печатью долголетнего монашеского воздержания, стало белее ее белого чепчика. Она не произнесла ни слова, — она ушла, спустилась к себе на кухню и, облокотясь о некрашеный деревянный стол, на котором обычно рубила мясо, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Встревоженная, огорченная Клотильда последовала за ней. Она пыталась понять Мартину, утешить ее…

— Послушай, но это же глупо! Что на тебя нашло? Мы с учителем по-прежнему любим тебя, ты навсегда останешься с нами. Тебе не придется жалеть, что мы поженились. Напротив, теперь в доме с утра до вечера будет весело!

Но Мартина рыдала все сильнее, все исступленнее.

— Ответь же мне, по крайней мере. Скажи, почему ты рассердилась, почему плачешь? Разве ты не рада, что учитель счастлив, очень счастлив!.. Погоди, я позову его, и он заставит тебя ответить.

При этой угрозе старая служанка вдруг вскочила, бросилась к себе в комнату, смежную с кухней, и яростно захлопнула дверь, громко щелкнув задвижкой. Напрасно девушка звала ее, стучала изо всех сил.

Привлеченный шумом Паскаль спустился вниз.

— Что там у вас? В чем дело?

— Да все эта упрямица Мартина! Представь себе, узнав о нашем счастье, она принялась рыдать. Теперь она заперлась у себя, и ее даже не слышно.

И в самом деле ничего не было слышно. Паскаль тоже звал ее, стучал в дверь… Он вышел из себя, потом расчувствовался. Они по очереди возобновляли свои попытки. Никто не отзывался, в комнатке Мартины стояла мертвая тишина. Они представляли себе ее келью, аскетически чистую, с комодом орехового дерева и монашеской кроватью под белым пологом. Несомненно, служанка кусает подушку, чтобы заглушить рыдания, лежа на той самой постели, где она проспала в одиночестве весь свой женский век.