Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль

Паскаль встал утром разбитый бессонницей, но полный решимости. Приняв, как обычно, душ, он почувствовал себя бодрее и крепче. Он решил принудить Клотильду выполнить обещание, данное ею Рамону. Паскалю казалось, что, когда она официально примет предложение молодого человека, этот непоправимый шаг положит предел его собственным безумным надеждам и принесет ему облегчение. Это будет между ними лишней преградой, которую переступить нельзя. Тогда он окажется вооруженным против своей страсти, и если ему еще предстоит страдать — это будет только страдание, без примеси страха стать бесчестным человеком и ворваться к ней ночью, чтобы не уступить ее другому.

Утром, когда он заявил Клотильде, что больше медлить невозможно и она обязана дать окончательный ответ достойному молодому человеку, который ждет ее так давно, девушка сначала, по-видимому, удивилась. Она посмотрела на него в упор; но у него хватило мужества не дрогнуть, и он продолжал настаивать на своем, правда, вид у него был несколько огорченный, словно ему было неприятно говорить с ней на эту тему. Слабо улыбнувшись, Клотильда отвернулась.

Стало быть, учитель, ты хочешь, чтобы я тебя покинула?

Он уклонился от прямого ответа.

— Но, дорогая, уверяю тебя, что это, наконец, становится смешным. Рамон вправе рассердиться.

Она стала складывать бумаги на конторке. Затем, помолчав, добавила:

— Странно, право. И ты тоже на стороне бабушки и Мартины. Они торопят меня, чтобы я поскорее решалась… Я думала, что в моем распоряжении еще несколько дней. Но в самом деле, если вы все трое толкаете меня…

Она не закончила, и Паскаль не принуждал ее высказаться яснее.

— Ну, что же сказать Рамону? Когда ему зайти? — спросил он только.

— Он может прийти, когда захочет, я никогда не возражала против его посещений. Впрочем, не беспокойся, я сама напишу ему, что мы его ждем в один из ближайших вечеров.

Спустя два дня все началось сызнова. Клотильда так ничего и не предприняла, и на этот раз Паскаль вышел из себя. Он слишком страдал; когда ее не было рядом с ним и она не успокаивала его своей лучезарной юностью, он не мог преодолеть подавленности. Теперь он в резких выражениях потребовал, чтобы она вела себя, как подобает серьезной девушке, и не играла больше сердцем любящего, достойного человека.

— Черт побери! Раз уж это все равно должно свершиться, надо с этим кончать! Предупреждаю тебя, что я сам пошлю записку Рамону, приглашу его на завтра в три часа.

Она выслушала его молча, потупив глаза. Казалось, и он и она избегают касаться вопроса о том, решено ли на самом деле ее замужество, но действуют так, словно оно бесповоротно решено. Когда Клотильда подняла голову, Паскаль вздрогнул, ему почудилось, будто в воздухе повеяло чем-то, показалось, будто она вот-вот скажет: я подумала и отказываюсь от этого брака. Что станется с ним, что ему делать, господи боже! На него налетел вихрь безмерной радости и безумного страха. Но она смотрела на него, улыбаясь сдержанной и растроганной улыбкой, которая в последнее время не сходила с ее губ, и ответила покорно:

— Как хочешь, учитель. Напиши ему, чтобы он был здесь завтра в три часа.

Паскаль провел ужасную ночь; он поднялся поздно, жалуясь, что у него возобновились мигрени. Ему стало легче только под ледяной струей душа. Около десяти часов он вышел из дома, сказав, что сам зайдет к Рамону. На самом же деле у него была другая цель: он знал, что у одной плассанской перекупщицы есть лиф из старинных алансонских кружев — настоящее чудо, лежавшее у нее под спудом в ожидании, когда какой-нибудь влюбленный безумец решится на такой щедрый дар; ночью во время бессонницы Паскалю пришла в голову мысль подарить этот корсаж Клотильде для ее подвенечного платья. Эта горькая мысль самому украсить ее, сделать ее прекрасной и одеть во все белое в день, когда она отдаст себя другому, размягчала его сердце, измученное приносимой жертвой. Однажды они оба в восхищении любовались этим лифом, и Клотильда мечтала принести его в дар святой деве, надев на старинную деревянную статую в церкви св. Сатюрнена, перед которой преклоняли колени верующие. Перекупщица уложила лиф в небольшую картонку, которую Паскалю легко было пронести незамеченной и спрятать дома в своем секретере.

Придя в три часа, доктор Рамон застал в гостиной Паскаля и Клотильду, которые поджидали его, возбужденные и неестественно веселые, впрочем, они избегали говорить между собой о предстоящем визите. Оба встретили Рамона улыбкой, преувеличенно сердечно.