Залман Шнеур - Шкловцы

Но в полночь, когда все уже спали, а в детской старуха посвистывала носом, Велвл вдруг проснулся, будто его ущипнули. Он попробовал снова заснуть, но не мог: горшок, горшок… Велвл потихоньку выскользнул из кровати, подошел к канапе, встал на четвереньки и со страхом и сладкой дрожью в позвоночнике заглянул туда, как будто склонился над страшной, черной бездной. Под кроватью был мрак. Горшка видно не было, но Велвл его чуял в таинственной черноте. Чуял, как кошка чует мышку. Только его белая рубашонка матово блестела во тьме. Но до горшка он дотронуться не смел, а почему, и сам не знал.

Прошло несколько дней, но горшок под канапе все не давал Велвлу покоя. Эта тайна, которая в нем заключена… Тайна! Велвл пытался в своем воображении создать ясное представление об этой тайне: все выходило какое-то лакомство, райское наслаждение. Говорят, что от свинины человек становится крепким, крепким как камень… Что называется, загривок как у борова. Крепкий!

Встает Велвл рано утром, но не вспоминает ни о ребе, ни о Бово Басро [64] Букв. «Последние врата» — талмудический трактат, посвященный в основном вопросам имущественного права; очень популярен в системе традиционного обучения. , ни о молитве… Ленится и зевает. Но стоит ему оказаться рядом с горшком под канапе, сразу становится проворным и прилежным и начинает быстро-быстро одеваться. Раз, два — и готово.

Велвл начал готовиться к «согрешению». Черт его знает, как он, девятилетний мальчик, стал вдруг таким умным и хладнокровным, как он сумел так все хитро рассчитать, чтобы в доме никто ничего не заподозрил. Он, например, отчетливо понимал, что ему будет трудно взять от большого куска, который лежит в горшке: прокрасться под канапе, поднять крышку, размотать холстину, вытащить четырехугольный кусок и отрезать кусочек ножичком, спрятанным в кармане, а потом все привести в порядок — трудное дело. За это время кто-нибудь может войти, старая стерва может заметить, что немного не хватает. Микитин подарок, это не шутка! Здесь надо сделать все гладко и тонко. Засунул руку в горшок, схватил и…

Велвл запасся терпением и стал ждать, чтобы старуха сама достала кусок. Но она все время боится, что ей будет мало, — и отрезает себе по кусочку от чего-нибудь другого. Такая уж у нее натура: так она ест и хлеб, и мясо, и огурцы. Вот если бы осталось несколько кусочков «того самого», он, Велвл, смог бы взять себе — украл бы малюсенькую крошечку, так чтобы стерва ничего не заметила. Велвл даже приготовил бумажный мешочек для будущих кусочков и спрятал его в карман. Ко всем прочим несчастьям этот мальчик, который уже учит Гемору, был еще и чистоплотным.

Проходит еще день, наступает четверг. Приходит Велвл из хедера домой пообедать и видит, как наша бабка тащит из горшка четырехугольный белый кусок… Отрезает себе восемь маленьких кусочков, заворачивает большой кусок в домотканую холстину, кладет его обратно в горшок под канапе и садится есть. Жует медленно, сосредоточенно. Ее щеки в складках и морщинистые виски шевелятся, движутся, подпрыгивают — прямо машина какая-то! Она из Велвла все жилы вытягивает своим жеванием. Ее-то ведь не касается, что мама скоро погонит Велвла обратно в хедер… Но Велвл прикидывается, будто ничего не заметил. Листает с простодушным видом какую-то книжку с картинками и то и дело исподтишка бросает взгляд на четырехугольные кусочки. Велвл боится, что она ему ничего не оставит. Что он ее не знает, что ли? Ей бы только наесться, этой стерве. Но уж когда она ест — все, она слепа и глуха. Мама боится, как бы она и тарелку не съела. Велвл сам слышал, как мама так сказала. Тихо, она уже крестится!.. Стряхивает крошки с фартука и икает. Целых три кусочка осталось от трапезы. Она встает и охает. Благочестиво пялит глаза в потолок, берет три белых кусочка, кладет их в горшок, даже не заворачивая их в холстину, и закрывает горшок крышкой.

У Велвла аж ушам стало жарко. Он чувствует, что скоро что-то сделает. Он не хочет, не хочет… И все-таки он это сделает… Тут, однако, вмешивается мама. Она входит в детскую, рукава закатаны, в руках веник, грудь вздымается от раздражения. Похоже, она только что с кем-то поругалась. Стоит ей увидеть мальчика, который уже учит Гемору, как она сразу же, воздев веник и размахивая им, изливает на него весь свой гнев:

— В хедер иди! Он мне будет тут болтаться! Только его мне здесь не хватало!

Велвл берет ноги в руки и убегает в хедер. Уши у него горят, и что-то сжимает сердце. И снова порция «лапши» [65] Удары розгой или канчиком, специальной плеточкой, которой пользовался меламед. от ребе, и снова минха, и снова майрев, а потом ужин, и снова сон и носовой свист. Но Велвл боится тронуть ночью горшок под канапе, кажется, там спрятался кто-то черный, хитрый: оперся острой мордочкой о горшок и смотрит на Велвла пройдошливыми глазенками.