Пэлем Вудхауз - Что-то не так

Билл мгновенно потерял интерес. Он не возражал, чтоб пиявки сосали кровь – на то они и пиявки – лишь бы не из Джейн.

– Мне правда надо посмотреть картины, – сказал он. – В конце концов, за этим я и приехал.

Лорд Аффенхем подумал и нашел это разумным.

– Да, наверное. Ладно, пошли. Надеюсь, – сказал он, когда они проходили в исторические ворота мимо легендарных кустов, – что они потянут на приличную сумму, так что я смогу вернуться в Шипли и выставить этого Бэньяна. Обидно, когда тебя выкидывают из родного дома. Аффенхемы жили в Шипли не знаю с каких веков. Картины ведь дорого продаются?

– Еще как! У папы Гиша есть Ренуар, которого он рассчитывает продать за сто тысяч долларов.

– Сто тысяч долларов, – сознался лорд Аффенхем, – пришлись бы очень кстати. Ну вот мы и у цели. Проскользнем в боковую дверь, чтоб не беспокоить всяких дворецких.

Картинная галерея располагалась на втором этаже, к ней надо было подниматься по крутой дубовой лестнице. («Ох и полетел же я с нее в пятнадцать лет! Бежал от дяди Грегори, а он гнался за мной с охотничьим хлыстом, не помню уж, почему»). В данный момент она была не пуста, Мортимер Байлисс созерцал картины; во взгляде, которым он наградил непрошенных посетителей, сквозила холодная неприязнь.

– Здравствуйте, мистер Байлисс, – сказал Билл. – Хороший денек, а?

– Вас только не хватало! – с обычной своей сердечностью воскликнул тот. – Кой черт вы притащились?

– Исполняю долг, порученный мне мистером Гишем: взглянуть на картины лорда Аффенхема.

– Нда? А это что за рожа? – спросил мистер Байлисс, указуя на шестого виконта, который при виде родимых стен впал в очередной транс.

– Сам лорд Аффенхем. Решил прокатиться. Лорд Аффенхем!

– Э?

– Это мистер Мортимер Байлисс. Умирает от желания познакомиться. Мистер Мортимер Байлисс – искусствовед.

– Что значит искусствовед? – возмущенно произнес Мортимер Байлисс.

– Извините. Я должен был сказать Искусствовед. С большой буквы.

– То-то же! – Мистер Байлисс обратил монокль на лорда Аффенхема и какое-то время созерцал его, как показалось Биллу – с жалостью. – Так значит вам принадлежит эта жуткая мазня?

Билл вздрогнул.

– Мазня?

– Ну, я погорячился. Есть вполне добротные вещи. Вы, надеюсь, понимаете, что это – подделки?

– Что?!

– Типичная румынская галерея. Кто-то спросил однажды: «Будь я подделкой, где бы я оказался?» и ему ответили «В румынской галерее». Да, это подделки, все до одной.

Лорд Аффенхем медленно вышел из комы – как раз вовремя, чтобы поймать последние слова. Он пробормотал:

– Что вы сказали? Подделки?

– Вот именно. Если хотите, могу назвать художников. Это, – продолжал мистер Байлисс, указывая на Гейнсборо, перед которым стоял, – без сомнения Уилфред Робинсон. Он писал прекрасных Гейнсборо. Констебль – Сидни Биффен. Думаю, его средний период. Насчет Вермеера я не так уверен. Это может быть Пол Мюллер, а может быть и Ян Диркс. У них довольно сходная манера, что неудивительно, поскольку оба учились у Ван Меегрена. Ах, – с жаром воскликнул мистер Байлисс, – вот это был человек! Начинал скромно, с Де Хооха, потом дорос до Вермеера и ниже не опускался. Впрочем, и Мюллер, и Диркс тоже ничего. Вполне ничего, – снисходительно заключил он.

Лорд Аффенхем походил на человека, которого неожиданно ударило молнией. Слабое «лопни кочерыжка» сорвалось с его губ.

– Вы хотите сказать, эта дрянь ничего не стоит?

– Ну, на несколько сотен потянет, если найти любителя. – Мортимер Байлисс взглянул на часы. – Надо же, как поздно! В это время я ложусь отдохнуть перед ужином. Что ж, рад был помочь, – и с этими словами он вышел.

Билл чувствовал себя так, будто его оглушили чем-то твердым и тяжелым. Он успел привязаться к лорду Аффенхему и горячо сочувствовал потрясенному пэру. Поникший было под ударом, тот вновь распрямился и теперь походил на статую самого себя, воздвигнутую вскладчину друзьями и почитателями. У Билла сердце обливалось кровью.

И не только из-за лорда Аффенхема. Мистер Гиш наверняка рассчитывал на хорошие комиссионные. Теперь придется рассказывать ему об Уилфреде Робинсоне, Сидни Биффене, о Поле Мюллере и Яне Дирксе. Сочувственно взглянув на лорда Аффенхема, по-прежнему высившегося, словно мраморный истукан, он выбежал из галереи, и проходящая горничная направила его к телефону.

Лорд Аффенхем был человек стойкий. Он порой клонился под ударами молний, но всегда оправлялся и вновь становился самим собой. Через две минуты после того, как ушел Билл, он уже улыбался. Он осознал, что нет худа без добра, грозовой тучи – без радужной каемки. Может, все как раз и к лучшему.