– Вот что бывает, если на минуту оставить тебя без присмотра! Придется водить на поводке. В твои годы…
– Что значит «в мои годы»?
– …шляться невесть где…
– Мне не нравится слово «шляться».
– … и делать предложения билетершам.
– Все лучше, чем принимать предложения от скульпторов.
– Как тебя угораздило отмочить такую глупость?
Вообще-то на предложение руки и сердца его толкнула давняя привычка свататься, едва разговор поугаснет и надо заполнить паузу. Это и прежде доводило его до беды, особенно в 1912, 1913, 1920 и 1921 гг., и сейчас он видел, как сильно ошибался. Однако он не стал говорить этого Джейн, поскольку увидел возможность ответить веско и к месту.
– Я тебе объясню, как меня угораздило. Это – первая миловидная особа, которую я встретил с тех пор, как мы сюда переехали. Вот она меня и сразила. Как говорится, колос под ее серпом. В точности то же произошло с тобой. Ты бы на этого Твайна второй раз не поглядела, не окажись ты в Лондонском предместье.
– Чепуха, – отвечала Джейн, но отвечала неуверенно. Лорд Аффенхем, как опытный военачальник, продолжал наступление. Нотка неуверенности не ускользнула от его внимания.
– Я тебе докажу на жизненном примере. Помнишь свою двоюродную бабку Анну? Нет, она умерла за три года до твоего рождения, так что вряд ли вы вообще встречались. Она жила в глухой деревне на границе Уэллса и Шропшира, папенька отправил меня к ней на лето. Сказал – погляди, может чего выгорит. Ничего не выгорело, она все завещала Распространению Евангелия в Заморских Странах, но я вот к чему: не прошло и недели, я обручился со свояченицей некой миссис Послтвайт, она еще разводила сиамских кошек. Просто от скуки, чтобы как-то убить время. С тобой приключилось ровно то же самое, и мой долг тебя предупредить. Не вздумай выходить от скуки за этого не разбери поймешь! Горько разочаруешься, – и, завершив лекцию, лорд Аффенхем вернулся к тайне слов «Купец разложил на прилавке конус»; а Джейн, видя, что до него теперь не достучаться, пошла к себе выбирать платье, которое не уронило бы честь семьи.
Вид у нее был такой, словно она получила пищу для размышлений.
Примерно об эту же пору Билл Холлистер входил в галерею Гиша.
– Заметьте, тик в тик, – сказал он мисс Элфинстоун, – если вы извините это несколько жаргонное выражение. Вчера я вернулся рано и проспал полных восемь часов. Отсюда блеск в глазах, румянец и упругая походка, и отсюда же, без сомнения, то, что вы смотрите на меня с обычной приветливостью, а не как вчера, желтушным китайцем. Я пришел к выводу, о, Элфинстоун, что оба мы, и вы, и я – дураки. Мы не знаем своей пользы. Где вы живете?
– У тетки, в Кэмден-тауне.
– Если это можно назвать жизнью. А я прозябаю в Челси, на Кингс-род. Вот почему я сказал, что мы дураки. Жить надо в Вэли-Филдз. В этом благословенном месте можно устроиться по первому разряду, по-царски, лучше не придумаешь и так далее. Я знаю, что говорю. Я там ужинал.
– Вы часто бываете в гостях!
– Да, я всеобщий баловень. Вероятно, дело в моей обходительности. Ужинал я у клубного знакомого, Твайна, или Цвайна, как вы предпочитаете его называть. Человека, простите, чертовски бедный, но не успел я переступить порог, как из каждой щели полезли роты дворецких. Вы бы не ошиблись, сказав, что Твайн обитает в мраморных хоромах, где ему прислуживают вассалы и челядинцы. Мало того, его кухарка – настоящая cordon bleu.
– Чего-чего?
– Так я и думал, не проходили. Я хотел сказать, бесподобная повариха. Готовит – пальчики оближешь. Жуткая несправедливость! Твайн – последняя спица в колесе мироздания, а его кухарка трудится, не покладая рук, я же занимаю важный пост в прославленной картинной галерее, на меня смотрит вся Бонд-стрит – и что же? Я питаюсь объедками и бутербродами.
– Сегодня вам не придется есть бутерброды. Мистер Гиш сказал, чтобы вы кого-то угостили.
– Кого?
– Не знаю. Покупателя.
– Клиента, моя милая, клиента. Ладно, – сказал Билл, нимало не удивляясь, ибо мистер Гиш, чье пищеварение испортилось еще в 1947, частенько отправлял его кормить потенциальную жертву. – Отлично. Замечательно. Надеюсь, есть будем у Баррибо. Я не был там с тех пор, как папа Гиш продал Матисса в шесть раз дороже настоящей цены, и так ошалел на радостях, что пригласил меня спрыснуть. Как вы думаете, клиент достаточно важный, чтоб его там кормить?
– Спросите мистера Гиша. Он хотел вас видеть.
– Меня все хотят видеть. Ладно, уделю ему пять минут. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что какое-то время вам придется обойтись без меня. Ну же, ну, не рыдайте! Я вернусь, когда в полях забелеют ромашки.
Читать дальше