Иван Гончаров - Обломов

Зато в положенные дни он жил, как летом, заслушивался ее пения или глядел ей в глаза; а при свидетелях довольно было ему одного ее взгляда, равнодушного для всех, но глубокого и знаменательного для него.

По мере того, однакож, как дело подходило к зиме, свидания их становились реже наедине. К Ильинским стали ездить гости, и Обломову по целым дням не удавалось сказать с ней двух слов. Они менялись взглядами. Ее взгляды выражали иногда усталость и нетерпение.

Она с нахмуренными бровями глядела на всех гостей. Обломов раза два даже соскучился и после обеда однажды взялся было за шляпу.

– Куда? – вдруг с изумлением спросила Ольга, очутясь подле него и хватая за шляпу.

– Позвольте домой…

– Зачем? – спросила она. Одна бровь у ней лежала выше другой. – Что вы станете делать?

– Я так… – говорил он, едва тараща глаза от сна.

– Кто ж вам позволит? Уж не спать ли вы собираетесь? – спрашивала она, строго поглядев ему попеременно в один глаз, потом в другой.

– Что вы! – живо возразил Обломов. – Спать днем! Мне просто скучно.

И он отдал шляпу.

– Сегодня в театр, – сказала она.

– Не вместе в ложу, – прибавил он со вздохом.

– Так что же? А это разве ничего, что мы видим друг друга, что ты зайдешь в антракте, при разъезде подойдешь, подашь руку до кареты?.. Извольте ехать! – повелительно прибавила она. – Что это за новости!

Нечего делать, он ехал в театр, зевал, как будто хотел вдруг проглотить сцену, чесал затылок и перекладывал ногу на ногу.

«Ах, скорей бы кончить да сидеть с ней рядом, не таскаться такую даль сюда! – думал он. – А то после такого лета да видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика.. Правду сказать, я бы сегодня не поехал в театр, если б уж был женат: шестой раз слышу эту оперу..»

В антракте он пошел в ложу к Ольге и едва протеснился до нее между двух каких-то франтов. Чрез пять минут он ускользнул и остановился у входа в кресла, в толпе. Акт начался, и все торопились к своим местам. Франты из ложи Ольги тоже были тут и не видели Обломова.

– Что это за господин был сейчас в ложе у Ильинских? – спросил один у другого.

– Это Обломов какой-то, – небрежно отвечал другой.

– Что это за Обломов?

– Это… помещик, друг Штольца.

– А! – значительно произнес другой. – Друг Штольца. Что ж он тут делает?

– Dieu sait! – отвечал другой, и все разошлись по местам. Но Обломов потерялся от этого ничтожного разговора.

«Что за господин?.. какой-то Обломов… что он тут делает… Dieu sait», – все это застучало ему в голову. – «Какой-то»! Что я тут делаю? Как что? Люблю Ольгу; я ее… Однакож вот уж в свете родился вопрос: что я тут делаю? Заметили… Ах, боже мой! как же, надо что-нибудь…"

Он уж не видел, что делается на сцене, какие там выходят рыцари и женщины; оркестр гремит, а он и не слышит. Он озирается по сторонам и считает, сколько знакомых в театре: вон тут, там – везде сидят, все спрашивают: «Что это за господин входил к Ольге в ложу?..» – «Какой-то Обломов!» – говорят все.

«Да, я „какой-то“! – думал он в робком унынии. – Меня знают, потому что я друг Штольца. Зачем я у Ольги? – „Dieu sait!..“ Вон, вон, эти франты смотрят на меня, потом на ложу Ольги!»

Он взглянул на ложу: бинокль Ольги устремлен был на него.

«Ах ты, господи! – думал он. – А она глаз не спускает с меня! Что она нашла во мне такого? Экое сокровище далось! Вон, кивает теперь, на сцену указывает… франты, кажется, смеются, смотря на меня… Господи, господи!»

Он опять в волнении неистово почесал затылок, опять переложил ногу на ногу.

Она звала франтов из театра пить чай, обещала повторить каватину и ему велела приехать.

«Нет, уж сегодня не поеду; надо решить дело скорей, да потом… Что это, ответа поверенный не шлет из деревни?.. Я бы давно уехал, перед отъездом обручился бы с Ольгой… Ах, а она все смотрит на меня! Беда, право!»

Он, не дождавшись конца оперы, уехал домой. Мало-помалу впечатление его изгладилось, и он опять с трепетом счастья смотрел на Ольгу наедине, слушал, с подавленными слезами восторга, ее пение при всех и, приезжая домой, ложился, без ведома Ольги, на диван, но ложился не спать, не лежать мертвой колодой, а мечтать о ней, играть мысленно в счастье и волноваться, заглядывая в будущую перспективу своей домашней, мирной жизни, где будет сиять Ольга, – и все засияет около нее. Заглядывая в будущее, он иногда невольно, иногда умышленно заглядывал в полуотворенную дверь, и на мелькавшие локти хозяйки.

Однажды тишина в природе и в доме была идеальная; ни стуку карет, ни хлопанья дверец; в передней на часах мерно постукивал маятник да пели канарейки; но это не нарушает тишину, а придает ей только некоторый оттенок жизни.