Марк Твен - Земляк

Однажды я предпринялъ прогулку на пароходѣ изъ Люцерна въ Флюеленъ.

Былъ великолѣпный солнечный день; подъ защитой парусиннаго навѣса пассажиры, сидя на лавкахъ верхней палубы, болтали и смѣялись; время отъ времени раздавались восторженныя восклицанія по доводу волшебной панорамы природы. И дѣйствительно, трудно придумать болѣе эстетическое наслажденіе, чѣмъ прогулка по этому озеру! Горы продѣлывали все новыя и новыя чудеса: то онѣ выростали прямо изъ самаго озера, то возносились подъ самыя небеса, такъ что нашъ крошечный пароходикъ, казалось, совсѣмъ терялся подъ ихъ ногами.

Это не снѣговыя вершины. Но все-таки главы ихъ теряются въ облакахъ и при томъ онѣ не торчатъ голыми скалами, а, напротивъ, одѣты зеленью, на которой глаза останавливаются съ пріятностью и удовольствіемъ; ихъ склоны такъ круты, что невозможно себѣ представить, чтобы на нихъ могла удержаться человѣческая нога, однако, они испещрены вверхъ и внизъ тропинками, которыми швейцарцы пользуются каждодневно.

Иногда главы могучихъ горныхъ исполиновъ, свѣшивались совсѣмъ впередъ, подобно ширившейся крышѣ мансарды и на высочайшихъ точкахъ ихъ, едва доступныхъ глазу, лѣпились, какъ ласточьи гнѣзда, крошечныя хижины поселянъ, выбравшихъ себѣ по истинѣ воздушное мѣстопребываніе! Но если какой-нибудь изъ этихъ поселянъ вздумаетъ заняться сомнамбулизмомъ или его ребенокъ, гуляя въ палисадникѣ, полетитъ оттуда кубаремъ, — какое длинное путешествіе съ этихъ заоблачныхъ высотъ предстоитъ ихъ родственникамъ, прежде чѣмъ они разыщутъ кости этихъ несчастныхъ! И все-таки лачужки ютятся тамъ такъ красиво, кажутся такими удаленными отъ всего тревожнаго міра, погруженными въ атмосферу такого сладкаго, блаженно-соннаго покоя, что тотъ, кто хоть разъ попробовавъ пожить тамъ наверху, навѣрное, не захочетъ снова спуститься къ намъ внизъ.

Озеро извивается самыми прихотливыми изгибами среди этихъ громадныхъ зеленыхъ стѣнъ и съ возростающимъ восхищеніемъ вы видите, какъ величественная панорама то свертывается и исчезаетъ за вами, то снова въ новой прелести развертывается передъ вашимъ взоромъ! Порою меня пронизывалъ полный нѣги трепетъ неожиданности: передо мной внезапно выростала блестяще-бѣлая громада далекой, надъ всѣмъ господствующей Юнгфрау или другого снѣжнаго исполина, который свѣшивался головой и плечами надъ вершинами Альпъ средней вышины. Въ то время, какъ я пожиралъ глазами одну изъ подобныхъ картинъ, углубившись всею душою въ ея созерцаніе и стараясь, насколько возможно, продолжить это наслажденіе, я услышалъ вдругъ позади себя молодой добродушный голосъ, спрашивавшій:

— Вы, конечно, американецъ? Я — тоже!

Это былъ юноша лѣтъ 18–19, стройный, средняго роста, необычайно подвижный, съ открытымъ лицомъ, добродушнымъ и оживленнымъ, съ безпокойными подслѣповатыми глазками, съ чуточку вздернутымъ носомъ, стремившимся какъ будто избѣгнуть встрѣчи съ первымъ пушкомъ молодыхъ усовъ и съ нѣсколько отвислою челюстью. На немъ была низкая шляпа съ широкими полями и съ синей лентой, на которой спереди былъ вышитъ бѣлый якорь; его пиджакъ, брюки, жилетка, словомъ, весь костюмъ отличались изяществомъ и модой; изъ-за ловко сидѣвшихъ кожанныхъ туфель, завязанныхъ черными шнурками, выглядывали красные полосатые носки; голубой галстухъ на значительно открытомъ воротникѣ; небольшія брилліантовыя запонки на груди; безукоризненно сидящія перчатки; бѣлоснѣжныя манжеты съ крупными запонками, изображавшими собачью голову (англійскаго мопса) изъ оксидированнаго серебра; такая же собачья морда съ красными стеклянными глазами — въ видѣ набалдашника на его тросточкѣ… Онъ держалъ подъ мышкой нѣмецкую грамматику Отто; волосы его были коротко подстрижены, припомажены и, — какъ я замѣтилъ, когда онъ повернулся, — съ тщательно проведеннымъ проборомъ. Онъ вынулъ изъ красиваго портсигара сигаретку, вставилъ ее въ пѣнковый мундштукъ, обернутый въ футляръ изъ марокской кожи и нагнулся къ моей сигарѣ. Пока онъ закуривалъ, я сказалъ:

— Да, я американецъ!

— Я такъ и зналъ!.. я сразу узнаю американцевъ!.. На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На «Hobsoctia».

— А мы на Батавіи, Эйнардъ, конечно, знаете? Каковъ былъ переходъ?

— Довольно бурный.

— И мы тоже… Капитанъ говорилъ, что тамъ свѣжо рѣдко бываетъ. Вы откуда?

— Изъ Новой Англіи.

— А я изъ Нью-Блюммфельда. Съ кѣмъ вы путешествуете?