Садовый сторож прошел мимо и посмотрел на женщин, но они его не заметили. Сделав несколько шагов, он обернулся, еще раз взглянул на них, на их застывшие позы, дернул подбородком и ушел. Мало ли на свете сумасшедших? В Париже к ним привыкли...
Ася рассказывала о жизни в изгнании, о позоре и надругательствах, о рабском, губительном труде, который разбил столько душ, еще и в эмиграции сохранявших гордость, или довел их до сумасшествия. Но ее душу испытания лишь закалили. Ее спасли дикий порыв гордости и презрения, суровое одиночество, в котором она себя замуровала, откровение, которое она познала в этот ужасный период, когда она добровольно порвала все связи с жизнью и людьми, восторженное утверждение своего одинокого и потерянного "я", непостижимая сила этого неведомого "я", которое бросало вызов миру и не намерено было сдаваться. Двухлетняя ожесточенная борьба, в которой ей удалось защититься не только от посторонних, но и от самой себя, от своих ловушек и душевных бурь. Аннета угадывала в Асе огромную силу, силу, не имевшую ни компаса, ни центра тяжести, силу, которая в одиночку билась над тем, чтобы найти этот центр, и не находила его. Она искала себе направление, искала смысл жизни в тяжком, беспросветном повседневном труде, полном самых гнусных унижений, в ужасах голода – она предпочитала его похлебке, которую могла бы получить, если бы согласилась подчиниться какой-нибудь партии или какому-нибудь человеку. Аннета узнавала тот чистый алмаз суровой гордости, то неукротимое стремление к независимости, которые спасли ее самое. Она сразу распознала их своим опытным глазом в хаосе женской души, которую опустошил катаклизм. И среди того, что было в этой душе наносного, она сумела разглядеть залежи моральной и духовной силы, погребенной под развалинами целого мира. Она видела их лучше, чем Ася, потому что Ася в своем исповедническом азарте ожесточилась на самое себя. Она говорила, говорила – Аннета слушала, слушала и думала... Как долго это продолжалось? Час? Больше?.. В промежутке между двумя фразами рассыпался, как горсть дробинок, брошенных на медную чашу, бой часов из маленького лицея... Ася остановилась, потеряла нить, провела рукой по мокрому лбу... Она вышла из бездны и уже не понимала, что она там делала, зачем она все это рассказала...
– Что вы тут сидите и слушаете меня?.. – грубо спросила она.
Аннета не успела ответить. Воспоминания продолжали всплывать.
– Я уже несколько лет к этому не прикасалась... Что сегодня со мной?
Что я наделала?..
Она вздохнула и машинально отжала волосы, намокшие от дождя, даже не заметив, что вода струями побежала у нее по спине.
– Ах, да!.. – сказала она. – Теперь вы знаете, кто я. Заберите вашего сына и уведите его!
– Хорошо, – сказала Аннета. – Ведь мы ищем комнату для него.
– Но сию же минуту! Чтобы он больше меня не видел и чтобы я его не видела!
– Это опасно?
– Я люблю его.
– А он вас любит? Ася пожала плечами:
– Раз я люблю, то и меня любят.
– Что же я могу сделать, если он вас любит?
– Вы многое можете. Вы одна имеете на него влияние. Я знаю его. Я знаю вас. Я знаю, что вас связывает. У вас более близкие и более глубокие отношения, чем обычные отношения матери и сына.
– Откуда вы знаете?
– Я читала ваши письма.
У Аннеты перехватило дыхание.
Но Ася и не подумала извиниться.
– Я слишком долго ждала. Я хотела удалить его вчера вечером. Оказалось, поздно. Теперь несчастье уже совершилось.
– Несчастье?
– Он бы, наверное, сказал – счастье... Я бы тоже так сказала, если бы послушала себя, если б не знала того, что знаю, того, что должно произойти... Так вот, уведите его, пока не поздно! Но торопитесь! Завтра я уже за себя не отвечаю... Я его заберу у вас, и он будет несчастен. Я этого не хочу. Но это неизбежно.
– А вы? – спросила Аннета.
– Я? Что – я?
– В чем ваше счастье? В чем ваше несчастье?
– Что вам до этого?
– Я прошу вас ответить.
– Это неважно.
– Вы сказали, что любите его.
– Конечно! Иначе зачем бы я с вами о нем заговорила?
– Что же это, вы всегда гоните от себя тех, кого любите?
– Я никого не любила до него... Да, конечно, после всего, что я вам наговорила, вы будете пожимать плечами. Я тоже пожимаю плечами... Ну и довольно! Это к делу не относится... Для вас это не имеет значения.
– Как сказать! – заметила Аннета.
Она взглянула на Асю. Ася промокла до костей. Платье набухло, как губка, и облепило ее. У нее был такой вид, точно она сидит в халате после купанья. Все краски сошли с ее лица. Она сидела, стиснув зубы, бледная, озябшая.
Читать дальше