Франц Кафка - Замок

— Оглобля!

Герштеккер кивнул.

— Давно он внизу не появлялся, — сказал он.

— Очень давно, — подтвердил слуга.

Наконец они подошли к двери, которая ничем не отличалась от остальных, и, однако, за ней, как сообщил слуга, находился Эрлангер. Слуга с помощью К. забрался ему на плечи и через щель вверху заглянул в комнату.

— Он лежит на кровати, — сообщил слуга, спрыгивая, — правда, в одежде, но я все-таки думаю, что он дремлет. На него нападает иногда такая вот усталость здесь в деревне, когда меняется распорядок жизни. Придется подождать. Если он проснется, он позвонит. Правда, уже бывало так, что он все свое пребывание в деревне просыпал, а проснувшись, сразу же должен был ехать обратно в Замок. Ведь то, что он здесь делает, это добровольная работа.

— Уж лучше бы он теперь спал до конца, — сказал Герштеккер, — потому что если, когда он проснется, у него еще останется немного времени на работу, то он будет очень недоволен, что спал, будет стараться все быстрей решить и, считай, ничего и сказать нельзя будет.

— Вы пришли насчет сдачи подвод для строительства? — спросил слуга.

Герштеккер кивнул, отвел слугу в сторону и начал тихо убеждать его в чем-то, но слуга его почти не слушал и, глядя куда-то поверх Герштеккера (он был больше чем на полголовы выше), серьезно и медленно приглаживал волосы.

И тогда К., бесцельно глазевший по сторонам, далеко на повороте коридора увидел Фриду; она делала вид, что не узнает его, только смотрела на него застывшим взглядом; в руке она несла поднос с посудой. Он сказал слуге, который, однако, даже не обратил на него внимания (казалось, чем больше с этим слугой говорили, тем более отсутствующим становилось его лицо), что он сейчас вернется, и бросился к Фриде. Подбежав к ней, он схватил ее за плечи так, как будто снова завладел своим имуществом, и задал несколько незначащих вопросов, испытующе вглядываясь ей в глаза. Но ее отчужденность почти не ослабла, в задумчивости она несколько раз переставила по-новому посуду на подносе и спросила:

— Что ты, собственно, от меня хочешь? Иди к этим… ну, ты-то знаешь, как они называются. Ты и пришел-то прямо от них, по тебе видно.

К. быстро переменил тему; объяснение не должно было произойти так вдруг и начаться с самого худшего, с самого для него невыгодного.

— Я думал, ты в пивной, — сказал он.

Фрида удивленно посмотрела на него и потом мягко провела той рукой, которая у нее была свободна, по его лбу и по щеке. Казалось, она забыла черты его лица и хотела таким способом снова вызвать их в памяти; в затуманенном взгляде ее глаз тоже было выражение напряженного вспоминания.

— Меня снова приняли в пивную, — медленно проговорила она так, словно то, что она говорила, было неважно, но за этими словами она вела еще один разговор с К., и он был важнее. — Эта работа не для меня, этим может заниматься и любая другая, если она умеет стелить постель и делать приветливое лицо и не боится приставания гостей, а даже их вызывает, — любая такая может работать в комнатах. Но в пивной — там все немножко не так. А меня сразу же снова приняли в пивную, хотя я тогда не очень почетно оттуда ушла; правда, у меня теперь протекция. Но хозяин был счастлив, что у меня протекция: ему легко было снова меня принять. Им даже пришлось уговаривать меня принять эту должность, вот как было; если ты задумаешься, о чем мне напоминает пивная, ты это поймешь. В конце концов я приняла должность. Здесь я только временно. Пепи попросила не позорить ее, не заставлять сразу уходить из пивной, и, так как она все-таки старалась и все, что могла, выполняла — насколько ей позволяли способности, мы дали ей срок двадцать четыре часа.

— Замечательно вы все устроили, — похвалил К., — только когда-то ты ради меня ушла из пивной, а теперь, когда у нас скоро свадьба, ты снова туда возвращаешься?

— Свадьбы не будет, — проговорила Фрида.

— Потому что я был неверен? — спросил К.

Фрида кивнула.

— Послушай, Фрида, — сказал К., — об этой так называемой неверности мы уже не один раз говорили, и каждый раз ты в конце концов вынуждена была признать, что это было несправедливое подозрение. Но с тех пор с моей стороны ничего не изменилось, все осталось так же невинно, как было, и иначе и не может быть. Следовательно, должно было что-то измениться с твоей стороны — в результате чьих-то нашептываний или чего-то еще. В любом случае ты поступаешь со мной несправедливо, потому что ведь как обстоит с этими двумя девушками? Одна из них, брюнетка, — мне почти стыдно вот так, в подробностях оправдываться, но ты меня вынуждаешь, — так вот, брюнетка мне неприятна, по-видимому, не меньше, чем тебе; когда я хоть как-то могу держаться от нее в стороне, я это делаю, да она к тому же и облегчает это: нельзя быть скромней, чем она.