Франц Кафка - Замок

С минуту было тихо, потом К. сказал:

— Трактирщик поступил прекрасно, но неосмотрительно. Или у него были особые причины доверять вам обоим?

— Он хорошо знал Ганса, — пояснила хозяйка, — он был его дядей.

— Тогда конечно, — сказал К. — Следовательно, семья Ганса явно многого ждала от его связи с вами?

— Может быть, — пожала плечами хозяйка, — не знаю, я никогда об этом не задумывалась.

— Но, по-видимому, это все-таки было так, — сказал К., — если семья была готова пойти на такие жертвы и просто так, без гарантий, отдать трактир в ваши руки.

— Как потом оказалось, это не было неосмотрительно, — возразила хозяйка. — Я вовсю принялась за работу, я сильная была, дочь кузнеца, мне не надо было ни слуг, ни служанок, я успевала всюду: в зале, в кухне, на дворе, в конюшне; я готовила так хорошо, что даже у господского трактира посетителей отбивала. Вы у нас в обед еще не были, вы не знаете, кто к нам ходит обедать, а тогда ходило еще больше, за это время уж многие разбежались. И результат был такой, что мы не только смогли аренду вовремя выплачивать, но через несколько лет и весь трактир откупили, и он теперь почти без долгов. Правда, другим результатом было то, что я на этом надорвалась, сердце стало болеть, и вот теперь я старуха. Вы, наверное, думаете, что я намного старше Ганса, но на самом деле он всего на два или на три года моложе меня, да и вообще никогда не состарится, потому что от его работы: покурить трубку, послушать гостей, потом трубку выколотить и когда-нибудь стакан пива принести — от такой работы не старятся.

— Ваши успехи достойны восхищения, — признал К., — это несомненно, но мы говорили о времени до вашего замужества, а тогда все же было бы странно, если бы родственники Ганса, жертвуя деньгами или, по крайней мере, идя на такой большой риск, как сдача трактира, торопились бы со свадьбой и при этом не имели бы никаких других надежд, кроме как на вашу работоспособность, которой они ведь еще совершенно не знали, и на работоспособность Ганса, в отсутствии которой, наверное, уже должны были убедиться.

— Ну да, — устало сказала хозяйка, — я ведь понимаю, куда вы клоните и как вы при этом заблуждаетесь. Кламм ко всем этим делам не имел отношения. С чего бы он стал обо мне заботиться или, вернее, как он вообще мог бы обо мне заботиться? Он ведь меня уже не знал. То, что он больше не посылал за мной, означало, что он меня забыл. Если он больше не посылает, он забывает полностью. Я не хотела говорить об этом при Фриде, но это не просто забвение, это что-то большее. С тем, кто забыт, можно ведь снова познакомиться. Для Кламма такое невозможно. Если он за тобой больше не посылает, он забывает полностью не только все твое прошлое, но форменным образом и все твое будущее. Я, конечно, могу, если очень постараюсь, вдуматься в ваши рассуждения, в эти, может быть, справедливые в тех краях, откуда вы пришли, но здесь — бессмысленные рассуждения. Вы еще, пожалуй, дойдете до сумасбродной мысли, что Кламм мог бы дать мне в мужья как раз такого, как Ганс, чтобы я без особенных помех могла прийти к нему, если бы когда-нибудь в будущем он меня позвал. Ну уж дальше никакое сумасбродство завести не может. Да где бы нашелся такой муж, который помешал бы мне побежать к Кламму, если бы Кламм подал мне знак? Чепуха, полнейшая чепуха, это только самому себе голову морочить — заниматься такой чепухой.

— Нет, — сказал К., — морочить себе голову мы не будем, я отнюдь не зашел еще в своих мыслях так далеко, как вы предположили, хотя, по правде говоря, был на пути к этому. Но пока меня удивляет только то, что родня так много ожидала от этой женитьбы и что эти надежды и в самом деле сбылись, — правда, за это было заплачено вашим сердцем, вашим здоровьем. Напрашивающаяся мысль о некоей связи этого факта с Кламмом у меня, разумеется, возникла, но не в такой или пока еще не в такой грубой форме, как вы это изобразили — явно с единственной целью еще раз задеть меня, потому что вы получаете от этого удовольствие. Ладно, получайте ваше удовольствие! Моя же мысль была такой: во-первых, Кламм, безусловно, явился причиной женитьбы. Без Кламма вы не были бы несчастны, не сидели бы без дела в вашем палисадничке; без Кламма Ганс не увидел бы вас там, не будь вы печальны, робкий Ганс никогда не осмелился бы заговорить с вами; без Кламма вы никогда не стали бы там плакать вместе с Гансом; без Кламма старый добрый дядя-трактирщик никогда бы не увидел там Ганса и вас согласной парой; без Кламма вы бы не сделались равнодушны к жизни, следовательно, не вышли бы за Ганса. Итак, во всем этом уже более чем достаточно Кламма, я бы сказал. Но это еще не все. Разве не искали вы забвения, разве не работали так — конечно же, не щадя себя — и не подняли хозяйство на такую высоту? Следовательно, и тут Кламм. Но Кламм, помимо этого, был еще и причиной вашей болезни, так как ваше сердце еще до женитьбы было разбито несчастной страстью. Остается еще только один вопрос: что же так сильно привлекало в этой женитьбе родню Ганса? Вы сами здесь упомянули, что быть возлюбленной Кламма — значит получить такое отличие, которое нельзя потерять, ну так вот это, может быть, их и привлекало. А кроме этого, я думаю, — надежда, что счастливая звезда, которая привела вас к Кламму (если считать, что это была счастливая звезда, но вы это утверждаете), определена светить только вам, следовательно, при вас должна остаться и, пожалуй, не покинет вас так скоро и неожиданно, как это сделал Кламм.