Вирджиния Вулф - По морю прочь

Потрясение и растерянность Рэчел были настолько искренни, что Хелен была немало удивлена, но не могла придумать иного способа разрешить ситуацию, кроме как с помощью беседы. Она хотела разговорить племянницу и понять, почему этот довольно скучный, благодушный, респектабельный политик произвел на нее такое глубокое впечатление, — ведь считать это естественным для двадцатичетырехлетнего возраста было нельзя.

— А миссис Дэллоуэй тебе тоже понравилась? — спросила она.

При этих словах Рэчел покраснела: она вспомнила все сказанные ею самой глупости, а еще ей пришло в голову, что она весьма дурно поступила с этой замечательной женщиной, ведь миссис Дэллоуэй говорила, что любит мужа.

— Она довольно мила, хотя мозги у нее куриные, — продолжила Хелен. — В жизни не слышала подобной чепухи! Щебечет, щебечет — рыба, греческий алфавит — других не слушает — ворох идиотских теорий, как надо воспитывать детей, — по мне куда лучше беседовать с ним. Он, конечно, надутый, но хоть понимает, что ему говорят.

Незаметно очарование и Ричарда, и Клариссы поблекло. Оказывается, в глазах зрелого человека они были вовсе не такими уж чудесными.

— Трудно понять, каковы люди на самом деле, — сказала Рэчел, и Хелен с удовольствием отметила, что она говорит уже естественнее. — Наверное, я обманулась.

В этом для Хелен не было никаких сомнений, но она сдержалась и громко сказала:

— Иногда надо экспериментировать.

— Все-таки они правда очень милые, — сказала Рэчел. — И очень интересные. — Она постаралась вызвать в памяти представленный Ричардом образ мира как живого организма, в котором трубы — вместо нервов, а дурные дома подобны лишаям на коже. Она вспомнила его слова-монументы — «Единство», «Воображение» — и стайку пузырьков в своей чашке, которые она видела, когда он рассказывал о сестрах, канарейках, детстве и о своем отце, от чего ее маленький мир так восхитительно расширялся.

— Но не все люди одинаково интересны, правда? — спросила миссис Эмброуз.

Рэчел объяснила, что до сих пор многие люди в ее представлении сводились к символам, но когда они начинали говорить с ней, то переставали быть символами и превращались…

— Я могла бы слушать их вечно! — воскликнула она. Затем вскочила, исчезла внизу и через минуту вернулась с толстой красной книгой. — «Кто есть кто», — сказала она, кладя книгу на колени Хелен и начиная листать страницы. — Тут краткие биографии разных людей. Например: «Сэр Роланд Бил; родился в 1852; родители — из Моффатта; учился в Рагби; поступил в инженерные войска; женился в 1878 на дочери Т. Фишвика; в 1884—85 гг. принимал участие в Бечуаналендской экспедиционной кампании (заслуги отмечены). Клубы: „Юнайтед сервис“, Военно-морской и Военный. Увлечения: заядлый игрок в керлинг».

Она села на палубу у ног Хелен и стала дальше переворачивать страницы и читать биографии банкиров, писателей, священнослужителей, моряков, врачей, судей, профессоров, государственных деятелей, издателей, филантропов, торговцев и актрис; кто в какие был записан клубы, где жил, в какие игры играл и сколькими акрами земли владел.

Книга увлекла ее.

Тем временем Хелен вышивала и думала о том, что они сказали друг другу. Вывод она сделала такой: ей очень хочется показать племяннице, если это будет возможно, как надо жить, или — ее словами — как быть разумным человеком. Ей казалось, что возникла досадная путаница между политикой и поцелуями политика, и тут необходима помощь старшего.

— Я совершенно согласна, — сказала Хелен, — что люди интересны, только… — Тут Рэчел, заложив книгу пальцем, подняла голову и вопросительно посмотрела на Хелен. — Только я думаю, надо быть разборчивой, — закончила Хелен. — Обидно сблизиться с людьми, а потом понять, что они… ну, посредственны, как Дэллоуэи.

— Но как понять это сразу? — спросила Рэчел.

— Ох, не могу тебе сказать, — честно ответила Хелен, на мгновение задумавшись. — Это тебе придется выяснить самой. Но ты попробуй и… Может, будешь называть меня «Хелен»? — добавила она. — «Тетя» — неприятное обращение. Мои тетки никогда не вызывали у меня теплых чувств.

— Да, я хотела бы называть вас «Хелен», — ответила Рэчел.

— Ты считаешь меня очень черствой?

Рэчел припомнила моменты, когда Хелен была не способна что-то понять. Причиной, как правило, была почти двадцатилетняя разница между ними, из-за которой миссис Эмброуз относилась к некоторым важным вопросам слишком иронично и спокойно.