Эрнст Юнгер - Эвмесвиль

Таким образом, у меня имелись все основания не посвящать в свои планы Ингрид. Ведь нас с ней часто видели вместе в городе и в институте, и в моем досье на касбе она наверняка упомянута как лицо, контактирующее со мною. Конечно, я верю, что она будет держать язык за зубами, — но какое это имеет значение? Полицейским стоит только узнать о ком-то, кто что-то знает, — и они, ухватившись за ниточку, распутают весь клубок.

Когда заговаривают о тирании, автоматически всплывает слово «пытки». В Эвмесвиле о пытках не может быть и речи. Полиция у нас доброкачественная (что, правда, не означает добродушная ). Следят за тем, чтобы она работала в перчатках (что, опять же, не означает в замшевых перчатках ). Хватка должна быть жесткой, хотя и не удушающей; она должна быть — я цитирую Домо — «ответом, соразмерным провокации». Имеется в виду, что, как выражались раньше, «на земле не должны оставаться следы крови».

Когда я стою за стойкой бара — по большей части выжидая, а не обслуживая посетителей, — мне вполне хватает времени для наблюдений за Домо. Жестокость ему не свойственна. Он человек не нервный, но весьма чувствительный. Движения обслуживающего персонала должны гармонично переходить одно в другое. В этом смысле особенно хорошо вышколены миньоны . Когда какие-то звуки или голоса раздражают Домо, его лицо неуловимым образом меняется, кажется заострившимся; я специально изучал такого рода энграммы [158]. Вой собак перед касбой в лунные ночи, похоже, особенно ему неприятен.

Итак, когда Домо на полях какого-то протокола ставит свое красное «П», означающее, что допрос следует повторить, это не следует понимать как намек на тайные ужасы. Напротив — чем важнее дело, тем более приятным для подсудимого будет стиль разбирательства. В ночном баре иногда появляется толстый военный судья, который уютно устраивается за столиком вместе с подследственным и при этом, если я правильно понимаю, следит скорее за тем, чтобы такое настроение оставалось в определенных границах.

А вот во владениях Желтого хана все еще — или опять — используют жестокие пытки, что всем известно, хотя об этом и не трезвонят на каждом углу. По этому вопросу мнения Кондора и трибунов совпадают, хотя мотивы у них совершенно разные.

В Эвмесвиле правление тираническое, но не деспотическое. Деспот находит удовольствие в том, чтобы лишить человека достоинства; это ему свойственно от рождения — и потому он следует такому инстинкту даже во вред государственным интересам и собственной пользе. То, что это инстинкт — который хоть и представлен с особой отчетливостью в некоторых регионах, но не ограничен их рамками, — я заключаю по преступлениям определенного типа, которые здесь все снова и снова рассматриваются в суде. Молодые люди ночью останавливают какого-нибудь прохожего, завладевают им и уводят в глухое место. Там они мучают его и в конце концов убивают — хотя несчастный им ничего худого не сделал и они с ним даже не знакомы; но это только усиливает их неистовство.

Такие нападения совершаются не в гавани, где еженощно происходят кровавые потасовки, а в кварталах уважаемых лиц и ради забавы их отпрысков. В криминальном мире тоже существуют преступления класса люкс — этакое l'art pour l'art [159]. «Основания, — говорит Виго, — это только тоненький кожный покров, скрывающий бездну безосновательного».

Итак, если я храню при себе свою тайну, то поступаю так, во-первых, ради собственной безопасности и, во-вторых, потому, что не хочу никого этой тайной обременять. Ингрид знает лишь, что, если мне придется исчезнуть, я постараюсь ей один раз позвонить. Ей известно о птичьей хижине, куда я ее приглашу, но не о роще акаций. Там только и начинается моя собственность.

Полгода, по крайней мере, я намереваюсь сидеть в своем укрытии тихо; мой фонофор настроен только на прием пятнадцатиминутной сводки новостей. Даже слушать новости меня понуждает лишь осторожность: благоприятных политических изменений в Эвмесвиле в любом случае не предвидится, а потому любопытства я не испытываю.

Прожить шесть месяцев без женщины мне, наверное, будет нетрудно; в этом отношении касба дает хорошую тренировку. Я заметил, что, когда ты налагаешь на себя узду, грезы становятся не только более утонченными, но и обретают пластичность. Ходячая монета обменивается на золото — это не следует понимать в негалантном смысле.