В этом г-н Энбо был твердо убежден. Беспокоила его только возможная немилость правления, если на директора возложат ответственность за забастовку. С некоторого времени он чувствовал, что к нему меньше благоволят. И вот, отодвинув тарелочку с салатом, который он положил себе, г-н Энбо еще раз перечитал депеши, полученные из Парижа в ответ на его сообщения, и старался проникнуть в скрытый смысл каждого слова. Гости извиняли его, — ведь завтракали, можно сказать, по-военному, — закусывали на поле боя перед первыми выстрелами.
Теперь и дамы вмешались в разговор. Г-жу Грегуар разжалобила участь рабочих: им, бедненьким, придется голодать, а Сесиль выразила намерение раздавать талоны на хлеб и на мясо. Но г-жа Энбо очень удивилась, услышав, что они говорят о нищете углекопов, работающих в копях Монсу. Да кому же тогда живется хорошо, если не им? Компания дает им и квартиру, и отопление, и лечит их за свой счет! Глубоко равнодушная к судьбе простого народа, она знала о нем лишь то, что ей твердили и чем она восхищала парижан, приезжавших посмотреть на углекопов; в конце концов она и сама в это уверовала и возмущалась неблагодарностью черни.
Тем временем Негрель продолжал пугать г-на Грегуара. Сесиль ему нравилась, и в угоду тетушке он готов был на ней жениться, но он вовсе не горел любовной лихорадкой и говорил, что ему, как человеку многоопытному, не к лицу увлечения. По части политических взглядов он именовал себя республиканцем, что, однако, не мешало ему держать рабочих в ежовых рукавицах, а в дамском обществе язвительно их высмеивать.
— Я не такой оптимист, как мой дядя, — заговорил он. — Наоборот, я опасаюсь крупных беспорядков… Поэтому советую вам, господин Грегуар, запритесь покрепче в своей усадьбе. Ее могут разгромить.
А ведь г-н Грегуар, с неизменной благодушной улыбкой, соперничал в доброте с супругой, только что изъяснялся в отеческих чувствах к углекопам.
— Разгромят мою усадьбу? — воскликнул он, ошеломленный словами Негреля. — Почему же ее могут разгромить?
— А разве вы не являетесь акционером Компании угольных копей в Монсу? И вы ничего не делаете, вы живете чужим трудом. Да и вообще вы гнусный капиталист, и этого достаточно… Будьте уверены, если революция восторжествует, вас заставят вернуть ваше состояние народу, как украденные у него деньги.
Грегуар вдруг утратил свое детское спокойствие и бездумный душевный мир, в котором он жил. Он залепетал:
— Мое состояние — краденое? Да разве мой прадед не заработал тяжелым трудом ту сумму, которую он некогда вложил в акции Монсу? А разве мы не подвергались риску всякий раз, когда предприятие бывало в затруднительном положении? И разве теперь я на дурные цели употребляю свой доход?
С огорчением увидев, что не только г-н Грегуар, но и жена его, и дочь побледнели от страха, г-жа Энбо поспешила вмешаться:
— Поль шутит, дорогой господин Грегуар.
Но г-н Грегуар был вне себя. Когда лакей подал ему блюдо с горкой вареных раков, он взял три рака и, не соображая, что делает, принялся жевать клешни вместе со скорлупой.
— Ах, я не отрицаю… Есть акционеры, которые злоупотребляют своим положением. Например, мне рассказывали, что министры получали акции Монсу в подарок, — попросту говоря, брали взятки за то, что оказывали услуги Компании. А некий важный барин, имени которого я называть не стану, самый крупный наш акционер, ведет жизнь просто позорную, проматывает миллионы на женщин, на кутежи, на безумную роскошь. Но мы-то, мы живем без всякой помпы, мы самые скромные люди; мы не спекулянты, с нас достаточно того, что мы имеем, мы хотим жить на свои средства простой, здоровой жизнью и помогать беднякам!.. Да что вы это, в самом деле! Если рабочие украдут у нас хоть булавку, значит, они сущие разбойники. А ведь это неверно.
Негрелю пришлось успокаивать г-на Грегуара, гнев которого очень его позабавил. Все смаковали раков, слышался легкий хруст скорлупы. А разговор шел о политике. Несмотря на пережитый страх, г-н Грегуар, все еще трепетавший от волнения, сказал, что он либерал и жалеет о Луи-Филиппе. Зато г-н Денелен стоял за сильное правительство и заявил, что император вступил на путь опасных уступок.
— Вспомните-ка восемьдесят девятый год, — сказал он. — Ведь дворянство своим сообщничеством, своим увлечением новыми философскими системами сделало возможной революцию… А нынче ту же самую нелепую роль играет буржуазия. Она полна ярого либерализма, бешено жаждет все разрушать, льстит народу… Да, да, — вы сами оттачиваете зубы чудовищу для того, чтоб оно нас пожрало. И оно пожрет нас, будьте покойны!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу