В то время как эти споры велись вне стен «Радуги», в зале гостиницы, под председательством пастора мистера Крекенторпа и при участии сквайра Кесса и других уважаемых прихожан, происходило совещание деревенского «высшего света». Мистеру Снелу, человеку, привычному, по его словам, соображать, что к чему, пришло в голову связать трутницу, которую именно он в качестве заместителя констебля имел счастье найти, с воспоминанием о некоем бродячем торговце, который месяц назад заходил в «Радугу» и за кружкой пива упомянул, что у него всегда при себе трутница, чтобы раскуривать трубку. Это, несомненно, была нить, за которую следовало ухватиться. А так как память, привыкшая сохранять достоверные факты, иногда поразительно плодовита, не удивительно, что мистер Снел постепенно припомнил то яркое впечатление, которое произвели на него выражение лица торговца и его речи. Взгляд его пришелся совсем не по душе впечатлительному владельцу гостиницы. Правда, в его словах не было ничего предосудительного, — хотя он и упомянул о трутнице, — но дело не в том, что говорит человек, а в том, как он это говорит. Более того — цвет лица у торговца был смуглый, так что он смахивал на иностранца, а уже это одно заставляло сомневаться в его честности.
— У него были серьги в ушах? — полюбопытствовал мистер Крекенторп, немного знакомый с обычаями чужеземцев.
— Пожалуй… постойте… дайте мне подумать, — сказал мистер Снел, уподобляясь послушной ясновидящей, которая на публичном сеансе всячески старается не сделать ошибки. Сжав губы и прищурив глаза, он словно пытался увидеть серьги, но затем отказался от этой попытки и промолвил: «Видите ли, у него в коробе были серьги для продажи, поэтому он мог носить их и в ушах. Но он заходил в деревне почти во все дома. Может, кто-нибудь другой заметил серьги у него в ушах, а я ручаться не могу».
Мистер Снел был прав, сказав, что, кто-нибудь другой мог заметить серьги в ушах бродячего торговца. Начали наводить справки у жителей деревни, и когда стало известно, что пастор настоятельно желает знать, носил ли разносчик серьги в ушах, создалось впечатление, будто очень многое зависит от установления этого факта. И, конечно, каждый, к кому обращались с подобным вопросом, не имея отчетливого представления о торговце, как о человеке без серег, тотчас же представлял его себе человеком с серьгами в ушах, большими или маленькими, — это уж зависело от воображения, — а представление это незамедлительно превращалось в яркое воспоминание. Таким образом, жена гончара, женщина с добрыми намерениями, не склонная ко лжи, — ее дом, кстати, считался одним из самых опрятных в деревне, — готова была утверждать, что видела большие, похожие на полумесяцы, серьги в обоих ушах бродячего торговца, и это так же верно, как то, что она, как всегда, собирается перед рождеством идти к причастию. А Джинни Оутс, дочь сапожника, особа, обладавшая особенно живым воображением, заявила, что не только видела эти серьги, но что при виде их у нее по спине побежали мурашки, как и сейчас, когда она об этом рассказывает.
С целью дальнейшего расследования истории с трутницей были собраны все предметы, купленные у торговца в различных домах, и выставлены в «Радуге» для обозрения.
Теперь все жители понимали, что для выяснения дела о краже необходимо чаще посещать «Радугу», и мужья даже не считали нужным объяснять своим женам, почему они проводят там вечера, — их призывал туда суровый общественный долг.
Обитатели Рейвлоу были несколько разочарованы и, пожалуй, даже возмущены, когда стало известно, что Сайлес Марнер, допрошенный сквайром и пастором, не мог припомнить о бродячем торговце ничего интересного, заявив, что тот постучался к нему, но не входил в дом и ушел сразу же, как только Сайлес, приоткрыв дверь, сказал, что ему ничего не нужно. Таково было показание Сайлеса, который, тем не менее, жадно ухватился за мысль о виновности торговца хотя бы лишь потому, что она позволяла ему представлять, где могут находиться его деньги, похищенные из тайника, — он уже видел свое золото в коробе разносчика. Соседи же с некоторым раздражением заметили, что только слепой крот, вроде Марнера, мог не видеть, как торговец рыскал вокруг его дома. Ибо, если он не болтался там, как могла очутиться его трутница в канаве близ дома ткача? Несомненно, он все приметил, когда разговаривал с Марнером сквозь дверь. Любой человек с первого взгляда понял бы, что ткач — полоумный скряга. Еще удивительно, как этот торговец не убил его. Подобные люди с серьгами в ушах ох как часто оказываются убийцами. Одного такого судили на выездной сессии, — еще живы люди, которые помнят это дело.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу