Джордж Элиот - Сайлес Марнер

Что же делать сегодня вечером, чтобы как-нибудь убить время? Разве пойти в «Радугу», послушать разговоры о петушиных боях? Там, наверное, соберутся все, делать-то нечего. Правда, ему эти разговоры о петушиных боях были ничуть не интересны. Снаф, коричневый спаниель, который уже давно сидел перед ним, не спуская с него глаз, теперь нетерпеливо вскочил в ожидании ласки. Но Годфри, даже не взглянув, оттолкнул его и вышел из комнаты, а покорный пес поплелся за ним, не чувствуя обиды на хозяина, может быть потому, что ничего другого и не ждал от него.

На следующее утро стояла холодная и сырая погода. Данстен Кесс выехал рано, чтобы не утомить лошадь быстрой ездой. Его путь лежал по дороге, которая в конце деревни проходила мимо неогороженного участка земли, известного под названием «каменоломни». Здесь стояла хижина, в которой когда-то обитал каменотес, а теперь вот уже пятнадцать лет жил Сайлес Марнер. Место это в осеннюю пору имело очень мрачный вид, сырая глинистая почва была размыта дождями, а в заброшенном карьере высоко стояла красноватая грязная вода. Об этом прежде всего подумал Данстен, приближаясь к каменоломне, а затем он решил, что у старого дурака ткача, чей станок уже стрекотал в этот ранний час, где-то припрятана немалая толика денег. Как это вышло, что он, Данстен Кесс, часто слыша разговоры о скопидомстве Марнера, до сих пор не догадался надоумить Годфри обратиться к старику? Угрозой или лаской Годфри мог бы убедить его одолжить ему денег под отличное обеспечение в виде будущего состояния молодого сквайра. Этот способ показался Данстену легким и удобным. И тут же возникла мысль, что денег у Марнера, вероятно, достаточно и для того, чтобы после покрытия неотложного долга у Годфри осталась на руках приличная сумма и он мог ссудить деньгами своего преданного брата. Подумав об этом, он чуть не повернул коня обратно к дому. Годфри, несомненно, ухватится за это предложение, — ведь оно избавит его от необходимости расстаться с Уайлдфайром! Но именно тогда, когда Данстен дошел до этой мысли, решение ехать дальше укрепилось в нем и победило. Он не хотел доставить Годфри подобное удовольствие, — он предпочитал позлить мистера Годфри. А то, что ему поручена продажа лошади, приятно щекотало тщеславие Данстена. Он мечтал о том, как, пуская пыль в глаза, обделает это дельце и, может быть, даже кое-кого надует. Сначала он получит удовольствие, продав лошадь брата, а потом с не меньшим удовольствием заставит Годфри занять деньги у Марнера. Поэтому он продолжал путь.

Брайс и Китинг уже были на месте, но в том, что они будут, Данстен и не сомневался — ему всегда везло.

— Что я вижу! — воскликнул Брайс, который давно уже приглядывался к Уайлдфайру. — Ты сегодня на лошади брата? Как это так?

— А мы с ним поменялись, — ответил Данстен, всегда любивший приврать, независимо от того, преследует ли его ложь какую-либо цель и верит ли ему собеседник. — Уайлдфайр теперь мой.

— Что? Неужели он сменял Уайлдфайра на твою клячу — эту костлявую громадину? — спросил Брайс, хотя и был уверен, что в ответ услышит новую ложь.

— Ну, у нас были кое-какие счеты, — беззаботно ответил Данстен, — и Уайлдфайром он рассчитался со мной. Я согласился взять лошадь, хотя мне не очень хотелось; я облюбовал тут одну кобылу из конюшни Джортина — лошадь таких кровей редко встретишь. Но раз уж я взял Уайлдфайра, теперь ни за что не расстанусь с ним, хотя на днях один человек из Флиттона предлагал мне за него сто пятьдесят фунтов — он покупает лошадей для лорда Кромлека. Вы, наверно, видели его — такой косоглазый, в зеленом жилете. Но я не собираюсь продавать Уайлдфайра — такого скакуна не скоро раздобудешь! Кобыла лучших кровей, но у нее круп слабоват.

Брайс, конечно, сразу догадался, что Данстен хочет продать лошадь, и Данстен знал, что Брайс об этом догадался (барышничество — лишь один из видов торговли, требующих таких искусных маневров). Оба понимали, что купля-продажа еще не вышла из первой фазы, и Брайс ответил с насмешкой:

— Ты меня удивляешь. Сомневаюсь, чтобы ты не хотел расстаться с Уайлдфайром, ибо нет такого человека, который не хотел бы продать лошадь, если ему предлагают в полтора раза больше ее настоящей цены. Хорошо, если тебе дадут и сотню.

Тут к ним подъехал Китинг, и торг несколько усложнился. Он закончился тем, что Брайс купил лошадь за сто двадцать фунтов, которые обязался выплатить, когда Уайлдфайра, живого и невредимого, доставят в батерлийские конюшни. У Данси мелькнула мысль: не лучше ли отказаться от охоты, незамедлительно направиться в Батерли и, дождавшись возвращения Брайса, нанять лошадь, которая доставила бы его домой с деньгами в кармане. Но преодолеть желание участвовать в быстрой скачке, подкрепленное верой в свою неизменную удачу и глотком бренди из карманной фляги после состоявшейся сделки, было нелегко, особенно когда под ним был конь, способный брать любые препятствия, к восторгу всех охотников. Однако на этот раз Данстен слишком погорячился, и лошадь напоролась на высокий частокол. Его собственная злосчастная особа, которую и на рынке не сбыть, осталась целехонька, а бедный Уайлдфайр, не понимая, как дорого он стоит, упал на бок и в муках испустил дух. Незадолго до этого Данстен вынужден был спешиться, чтобы поправить стремена, а когда, наконец, крепко выругавшись, он мог вновь двинуться в путь, оказалось, что он отстал от охотников как раз в ту минуту, когда слава была совсем близка. Со злости он начал перескакивать через изгороди как попало и уже совсем было поравнялся с гончими, когда произошел роковой эпизод. Таким образом, Данстен очутился между передними всадниками, которые рвались вперед, не глядя, что происходит позади, и отставшими охотниками, которые могли проехать совсем стороной от того места, где упал Уайлдфайр.