Люси Монтгомери - Аня из Инглсайда

— «В сердцах их первозданный огонь земли», — вполголоса процитировала Аня.

И наконец, выбравшись из небольшой темной лесистой долины, где было полно замшелых деревьев и грибов-поганок, они нашли сад Эстер Грей. Он не так уж сильно изменился, а его воздух был, как и прежде, напоен сладким ароматом прелестных цветов. Здесь по-прежнему в изобилии росли июньские лилии, которые Диана называла нарциссами, и все еще можно было найти двойные шпалеры розовых кустов, а старая каменная ограда белела цветами земляники, голубела фиалками и зеленела молоденькими папоротничками. Стоящие в ряд садовые вишни стали старше, но, как и раньше, буйно цвели, напоминая огромные снежные сугробы.

Аня и Диана съели принесенный с собой ужин в уголке сада, сидя на старых обомшелых камнях за кустами сирени, поднявшей свои лиловые знамена на фоне низко висящего красного солнца. Обе успели проголодаться, и обе отдали должное лакомствам собственного приготовления.

— Как вкусно все на свежем воздухе! — Диана удовлетворенно вздохнула. — Этот твой шоколадный торт, Аня… мне не найти подходящих слов, чтобы выразить свой восторг, но я должна получить от тебя его рецепт. Фреду очень понравится. Он-то может есть что угодно и оставаться худым. А я все время зарекаюсь есть сладкое, потому что толстею с каждым годом и ужасно боюсь стать такой, как моя двоюродная бабушка Сара, которая была до того толстой, что если садилась, то уже не могла встать без посторонней помощи… Но когда я вижу такой торт… да и вчера вечером на свадебном ужине… А что было делать? Они все так обиделись бы, если бы я от чего-нибудь отказалась.

— Вы приятно провели время?

— О да, до известной степени. Но я попала в гости к двоюродной сестре Фреда, Генриетте, а для нее такое удовольствие подробно рассказывать о сделанных ей операциях, о том, что она во время них ощущала, и как скоро ее аппендикс лопнул бы, если бы ей его не удалили. «Мне наложили пятнадцать швов. Ах, Диана, что это была за мучительная боль!» Что ж, пусть я не насладилась застольной беседой, зато ею насладилась Генриетта. Она действительно страдала, так что почему бы ей не сделать себе приятное, расписав свои муки во всех подробностях?.. А Джим говорил такие забавные вещи, хотя не знаю, понравилось ли это Мэри Элис… Только еще один крошечный кусочек… семь бед — один ответ… Подумаешь, всего лишь лепесточек… Так, например, Джим сказал, что вечером накануне свадьбы был ужасно перепуган — даже хотел сесть на поезд, согласованный с пароходным расписанием, с тем чтобы бежать с острова. Он уверял, что все женихи чувствуют себя так перед свадьбой, да только не признаются. Ты не думаешь, Аня, что Гилберт и Фред испытывали подобный страх?

— Я уверена, что этого не было.

— В том же заверил меня Фред, когда я задала ему этот вопрос. По его словам, все, чего он боялся, — это то, что я передумаю в последний момент, как было с Розой Спенсер. Но никогда не знаешь, что мужчина думает на самом деле! Впрочем, нет нужды волноваться из-за этого теперь… Как чудесно мы провели сегодня время! Кажется, что нам удалось вновь пережить так много прежних счастливых минут. Хорошо бы тебе, Аня, не надо было уезжать завтра.

— Не можешь ли ты приехать в гости в Инглсайд этим летом, Диана? Прежде… прежде, чем мне придется на какое-то время отказаться от приема гостей.

— Я очень хотела бы съездить в Инглсайд. Но кажется совершенно невозможным уехать из дома летом. Здесь всегда так много дел.

— Ребекка Дью приезжает к нам погостить, чему я очень рада… Но боюсь, что нас ждет и продолжительный визит тети Мэри Мерайи. Она намекнула на это в разговоре с Гилбертом. Его это радует ничуть не больше, чем меня… но она родня, и поэтому наша дверь всегда открыта для нее.

— Возможно, я приеду к вам зимой. Мне очень хочется снова увидеть Инглсайд. У тебя замечательный дом, Аня… и замечательная семья.

— Инглсайд в самом деле прекрасное место. И я очень люблю его теперь, хотя одно время думала, что он никогда не будет мне нравиться. Я испытывала отвращение к нему в первое время после нашего переезда… испытывала отвращение именно по причине его многочисленных достоинств. Они казались оскорблением, наносимым моему дорогому маленькому Дому Мечты. Помню, как я жалобно, чуть ли не со слезами, говорила Гилберту, когда мы уезжали оттуда: «Мы были так счастливы в этом домике. Мы никогда не будем счастливы ни в каком другом месте». И какое-то время я упивалась этой своей тоской по нему. А потом — потом я почувствовала, что начинаю пускать маленькие корешки любви к Инглсайду. Я пыталась бороться с этим — да, да, пыталась, но в конце концов мне пришлось сдаться и признать, что я полюбила его. И моя любовь к нему растет и растет с каждым годом. Он не слишком стар — старые дома печальны — и не слишком молод — слишком молодые дома грубы и дерзки. Он как раз в том возрасте, когда дома смягчаются и добреют. Я люблю каждую комнату в нем. Каждая имеет какой-нибудь недостаток, но так же и достоинство — нечто такое, что отличает ее от остальных, сообщает ей индивидуальность. И я люблю величественные деревья, окружающие лужайку перед домом. Не знаю, кто посадил их, но каждый раз, поднимаясь на второй этаж, я останавливаюсь на лестничной площадке — помнишь, там такое необычное окно, а возле него широкий диванчик? — и, присев на минутку, чтобы посмотреть на чудесный вид, открывающийся передо мной, говорю: «Боже, благослови человека, посадившего эти деревья, кто бы он ни был». Боюсь, вокруг нашего дома слишком много деревьев, но мы не хотим расстаться ни с одним из них.