с тобой, с дыханием твоим ни разу!
Вся жизнь моя была — глядеть тобой.
Так как же без меня могла ты
его увидеть?
Франческа
Жизнь моя!
Ты не могла проникнуть в тот глубокий
и одинокий храм души моей,
где сам собой, без пищи
горит огонь великий!
Самаритана
Ты отвечаешь мне загадкой,
твое лицо я вижу как сквозь тушь,
как будто мы с тобой уже расстались
и ты ушла, но вдалеке
вдруг оглянулась; я твой голос слышу
как будто ветром донесенный…
Франческа
Полно!
Моя душа! моя голубка! Полно!
Чего ты испугалась? Успокойся.
Ах, скоро ты увидишь,
что день пришел и твой, и так же
ты улетишь из гнездышка родного,
твоя постель девичья так же будет
пустой с моею рядом, и сквозь сон
я никогда поутру не услышу,
как подбегаешь ты к окну, босая,
я никогда поутру не увижу,
как ты, босая, в белом вся, бежишь
к окну, моя голубка! Никогда я
уж не услышу, как ты скажешь мне:
«Вставай, Франческа! Белая звезда
уже взошла, и скрылися Плеяды!»
Самаритана
А между тем все будет жить!
Все будет жить!
И время будет
бежать все дальше, дальше!
Франческа
И никогда ты утром мне не скажешь:
«С твоей кроватью что случилось ночью?
Она хрустела, как тростинка!» Я же
тебе уж не отвечу: «Повернулась
я, чтоб уснуть, чтоб видеть сон, и вот
во сне приснилось мне, что сплю я…» Ах!
я более тебе не буду
рассказывать, что снилось мне!
А все умрет.
все будет умирать,
и время будет
бежать все дальше, дальше!
Самаритана
Франческа, ты мне ранишь сердце!
Смотри!
Я вся дрожу от страха!
Франческа
Успокойся
Ах, успокойся…
Самаритана
Ты начала рассказывать мне сон,
что видела сегодня ночью.
Пока ты говорила,
мне показалось, будто услыхала
я гневный спор, и после крик,
и после стук затворенной двери…
Настала тишина, и не хотела
ты свой рассказ окончить…
Тут девушки свою запели песню…
Но сердце за тебя щемит тревога…
Кому, скажи, отец наш отдает тебя?
Франческа
Сестра!
Ты помнишь ли, как в августе однажды
остались мы с тобой вдвоем на башне.
Мы видели, как подымался с моря
туман, грозивший бурей,
и знойный ветер, возбуждавший жажду.
Вся тяжесть неба, спрятанного в тучах,
была над мысом, и кругом леса
до берега у Кьясси стали черны,
как море; стаями летели птицы,
пред шумом надвигавшимся…
Ты помнишь?
На башне были мы. Внезапно вкруг
настала тишина и ветер стих,
и только было слышно мне, как бьется
твое сердечко, да еще
стук молотка, которым
разбойник, где-то у большой дороги,
ковал поспешно лошадь,
спеша на промысел. Леса казались
немыми, словно на могиле тени;
угрюмою — Равенна, словно город,
разграбленный на склоне дня…
И нам казалось, обе мы погибнем
под тучею нависшею. Ты помнишь?
Но не бежали мы, не шелохнули
ресницею. Мы ждали молний. Помнишь?
Оборачивается к рабе, которая стоит неподвижно перед гробницей с розами.
Как звался тот, Смарагди,
кто в песенке народа твоего
ковал однажды на дворе коня,
под месяцем, и мать ему сказала:
«Мой сын, прошу тебя,—
щади сестру и брата, если встретишь,
и двух влюбленных, любящих друг друга!»
Но отвечал жестокий:
«Когда я встречу трех — я трех возьму,
когда же двух — я одного возьму,
когда же одного — его возьму!»
Как звался он в твоей земле, Смарагди?
Раба
Недобрым именем. К чему теперь
его произносить?
Франческа
Скажи, Смарагди,
что пред разлукой в дар тебе оставить?
Раба
Ты мне оставишь горести три чаши.
Одну я буду пить зарею ранней,
другую в полдень, третью —
когда минует вечер.
Франческа
Нет, горькие три чаши
тебе, Смарагди, не оставлю я.
Ты в город Римини со мной поедешь
и будешь там со мною вместе жить.
Ах, если б на море у нас с тобой
окно там было! стану я тебе
рассказывать все сны мои, чтоб ты
угадывать могла в них лики счастья и горя…
Я буду говорить тебе о милой
Читать дальше