Вирджиния Вулф: Годы

Огонек любопытства, зажегшийся в глазах троих мужчин, когда майор Элкинс начал свой рассказ, теперь совершенно исчез с лица полковника Парджитера. Он сидел, глядя перед собой ясными голубыми глазами, слегка щурясь, как будто его по-прежнему слепило сияние Востока, как будто в морщинках возле глаз еще держалась пыль. Его посетила некая мысль, и слова окружающих потеряли для него всякий интерес. Более того, стали раздражать его. Полковник встал и отвернулся к окну, выходившему на Пикадилли. Держа перед собой сигару, он смотрел на крыши омнибусов, одноколок, викторий, фургонов и ландо. Его вид как будто говорил, что он в стороне от всего этого, что он больше не имеет к этому никакого отношения. Чем дольше он смотрел, тем мрачнее становилось его красноватое, но приятное лицо. Внезапно он что-то вспомнил. Он должен кое-что спросить… Полковник повернулся, чтобы задать вопрос, но увидел пустые кресла. Компания распалась. Элкинс уже был в дверях, Бранд поодаль с кем-то разговаривал. Полковник Парджитер закрыл рот, так и не сказав то, что хотел, и опять отвернулся к окну, выходящему на Пикадилли. В уличной толпе, казалось, у каждого была какая-то цель. Все куда-то спешили. Даже дамы, что тряслись по Пикадилли в своих викториях и каретах, были движимы какой-то заботой. Люди возвращались в Лондон, обустраивались на сезон. Но у полковника никакого сезона впереди не было, дел — тоже. Его жена была при смерти, хотя все никак не умирала. Сегодня ей лучше, завтра будет хуже, придет новая сиделка, и так далее. Он взял газету и перелистал несколько страниц. Одна из иллюстраций изображала западный фасад Кельнского собора. Полковник швырнул газету обратно, в стопку других газет. Со временем — так он деликатно именовал пору, когда его жена умрет, — он уедет из Лондона и поселится за городом. Только вот дом… И дети… И еще… Тут его лицо изменилось: в нем стало меньше недовольства, но слегка проступило выражение вороватой неловкости.

В конце концов, надо же ему куда-то ходить. Пока его друзья сплетничали, полковник исподволь думал об этом. Когда же он обернулся и увидел, что они разошлись, эта мысль притупила обиду. Он пойдет к Майре. Она, по крайней мере, будет рада его видеть. Рассудив так, он вышел из клуба и повернул не на восток, куда двигались занятые люди, и не на запад, где на Эберкорн-Террас [6] Эберкорн-Террас — вымышленная улица. находился его дом, — он направился извилистыми путями через Грин-парк, в сторону Вестминстера. Трава ярко зеленела, начинали распускаться листья: ветки точно были усеяны зелеными птичьими коготками. Все жило, двигалось, в воздухе пахло чистотой и свежестью. Но полковник Парджитер не видел ни травы, ни деревьев. Он шагал через парк, застегнутый на все пуговицы, глядя прямо перед собой. Дойдя до Вестминстера, он остановился. Эту часть пути он весьма не любил. Каждый раз, достигнув улочки, над которой нависала громада аббатства, застроенной маленькими грязноватыми домами, с желтыми занавесками и объявлениями в окнах о сдаче комнат, где никогда не замолкал колокольчик торговца горячей сдобой, где дети с криками играли в «классики», он останавливался, смотрел направо, налево, стремительно проходил к дому номер тридцать и нажимал на звонок. Ожидая, он глядел прямо на дверь, втянув голову в плечи. Ему не хотелось, чтобы его увидели у этого порога. Он не любил ждать, пока ему откроют. На сей раз его недовольство еще возросло оттого, что впустила его миссис Симс. В доме всегда попахивало, во дворе на веревке висела грязная одежда. Полковник мрачно и тяжело поднялся по лестнице и вошел в гостиную.

Там было пусто: он явился слишком рано. Он брезгливо огляделся. Слишком много мелких предметов. Стоя перед каминной ширмой, на которой был изображен зимородок, садящийся на камыш, полковник чувствовал себя слишком крупным и не в своей тарелке. Сверху было слышно, как кто-то ходит туда-сюда суетливыми шажками. «Может быть, она не одна?» — подумал полковник, прислушиваясь. На улице визжали дети. Все это гадко, некрасиво, стыдно. «Со временем», — сказал он сам себе… Но дверь открылась, и вошла его любовница Майра.

— Ах, Бука, милый! — воскликнула она. Волосы Майры были растрепаны, она была чуть полновата, но намного моложе его и по-настоящему рада его видеть, подумал полковник. Маленькая собачка подпрыгивала у ее ног.

— Лулу, Лулу! — крикнула Майра, одной рукой подхватив собачку, а второй придерживая волосы. — Покажись дяде Буке.

Читать дальше