Камиль Лемонье - Конец буржуа

Если среди потомства Рассанфоссов есть и здоровые всходы, то они сохраняют свою силу только потому, что так или иначе рвут с образом жизни своих отцов: дочь Жана-Элуа Гислена сближается с простым парнем, лакеем, и становится идеальной матерью, а ее малыш оказывается единственным жизнеспособным отпрыском семьи; Лоранс, дочь Жана-Оноре, идеализированная автором так же, как и Барбара Рассанфосс, посвящает себя филантропической деятельности.

Лемонье видит, как распаду семьи и семейных отношений соответствует и распад всего буржуазного уклада жизни. Хищничество н беззастенчивое стяжательство, в которое все более вовлекается Жан-Элуа, — лишь проявление всеобщего хищничества и разложения, характеризующего весь государственный строй Бельгии второй половины XIX века. «Продажность воцарилась… Он (речь идет о главе правительства. — Н. С.) заставлял суды служить своим интересам и знал, что это дает ему возможность распоряжаться совестью своего народа. Он сделал из судей преторианскую стражу для своего режима: они руководствовались во всем его волей и повиновались каждому его жесту. И вот рана, нанесенная им правосудию, загноилась, и гной этот стал быстро распространяться по всей стране, нанося ей почти непоправимый ущерб». «Распространение гноя по всей стране» изображено в романе густыми мазками, красками яркими, иногда даже несколько грубоватыми.

При этом писатель меньше всего хочет ограничиться ролью пассивного созерцателя тех или иных картин жизни. Он стремится не только показать вырождение семьи Рассанфоссов, физическое и нравственное, но и как-то истолковать этот процесс, понять его внутренний смысл. Писателя интересуют не только следствия, но и причины, не только события, но и их истоки. В свое время буржуазная литературная критика нередко превозносила Лемонье сверх меры за то, что он будто бы «стихийный» художник, которому чужда какая бы то ни было философия. Роман «Конец буржуа» убеждает в несправедливости такой точки зрения.

Здесь перед нами художник, чьи картины — изображают ли они общественную или частную, семейную жизнь, изображают ли они развитие страстей, чувств, характеров — проникнуты определенной философией, временами даже чрезмерно, нарочито выраженной, проступающей не только сквозь образную структуру произведения, но и в многочисленных авторских отступлениях и в речах некоторых действующих лиц, выражающих точку зрения писателя.

При этом обнаруживается, что Лемонье вовсе не склонен ограничиваться одним-единственным ответом на вопрос о корне зла, о причинах, обусловливающих распад и вырождение семьи Рассанфоссов. Ответов этих у писателя несколько, и нередко они противоречат друг другу.

Один из ответов, которые предлагает Лемонье на поставленные в романе вопросы, наиболее соответствует модным в ту пору идеям натурализма, Распад семьи Рассанфоссов трактуется как естественное завершение жизненного цикла, проявляющегося в судьбе каждого человеческого рода. «Род — это такой же организм, как и индивид, который олицетворяет его в себе». Подобно каждому индивиду, семьи и племена тоже переживают четыре периода развития: «Рождение, рост, зрелость, исчезновение — вот четыре ступени, четыре поры жизни».

Вот и оказывается, что род, развиваясь в яростной борьбе за существование, достигает расцвета, но растрачивает при этом неимоверно много жизненной энергии. Энергия иссякает, и это в конце концов неизбежно приводит к распаду и вырождению. Как видим, в самой трактовке наследственности Лемонье несколько расходится здесь с другими писателями-натуралистами. Вырождение он рассматривает не как результат дурной, болезненной наследственности, а как результат истощения жизненных сил, чрезмерной их затраты предками.

Но, предлагая свои объяснения причин вырождения, Лемонье все же прежде всего увлечен воспроизведением самого процесса физической деградации, постигающей семью Рассанфоссов. Писатель с большой тщательностью, временами явно чрезмерной, со своеобразной натуралистической документальностью изображает патологические процессы, происходящие в организме полубезумной Симоны, умирающей в мучениях Ирэн, параличного Антонена, объясняя все это роковой наследственностью.

К счастью, и самого Лемонье подобное «естественнонаучное» истолкование сложных процессов общественной, социальной жизни не могло удовлетворить. И хотя он на протяжении романа неоднократно возвращается к мысли о «тайнах, скрытых в глубинах рода», его одновременно продолжали волновать и другие «тайны», скрытые в глубинах социального развития общества.