Джек Керуак - На дороге

Время от времени в городке мелькал тусклый свет – это шериф нес службу со слабеньким фонариком, бормоча что-то себе под нос в ночных джунглях. Потом я увидел, как его фонарик подергивается в нашу сторону, услышал его шаги, мягко падавшие на подстилку из песка и растительности. Он остановился и осветил машину. Я сел и посмотрел на него. Дрожащим, почти жалобным и совершенно нежным голосом он спросил:

– Dormiendo? – показав на Дина посреди дороги.

– Si, dormiendo.

– Bueno, bueno, [23]– пробормотал он, неохотно и печально отвернулся и отправился дальше в свои одинокие обходы. В Америке таких милых полицейских Господь никогда не создавал. Никаких подозрений, никакой суеты, никаких придирок: он – хранитель спящего городка, и точка.

Я снова отправился на свою стальную постель и распластался на ней, раскинув руки. Я не знал даже, что именно – прямо надо мной: ветви или открытое небо, и мне это было безразлично. Я открыл рот и глубоко вдыхал аромат джунглей. То был не воздух, вовсе не воздух, а осязаемая и живая эманация деревьев и трясины. Мне не спалось. Где-то в чаще петухи начали кукарекать зорю. По-прежнему ни воздуха, ни ветерка, ни росинки – та же самая тяжесть Тропика Рака прижимала нас всех к земле, которой мы и принадлежали до зуда. В небе не было ни намека на рассвет. Вдруг я услышал, как в темноте яростно залаяли собаки, а затем раздалось слабое чоканье конских копыт. Все ближе и ближе. Что за безумный ночной всадник это может быть? И тут я увидел привидение: дикая лошадь, белая как призрак, рысью бежала по дороге прямо на Дина. За нею, не отставая, бежали и тявкали собаки. Их не было видно: старых, грязных лесных собак, – но лошадь была белой как снег и огромной, и почти светилась, и видеть ее было очень легко. Я совершенно не испугался за Дина. Лошадь увидела его, переступила рядом с его головой, прошла, как корабль, мимо машины, мягко ржанула и ушла сквозь город, досаждаемая собаками, – прочокала к себе в джунгли на другой стороне, и слышал я только, как слабый бой копыт таял в лесах. Собаки успокоились и сели вылизываться. Что это была за лошадь? Что за миф и что за призрак, что за дух? Я рассказал о ней Дину, когда тот проснулся. Он подумал было, что мне приснилось. Затем и сам припомнил слабый сон о белой лошади, а я сказал ему, что это был не сон. Медленно проснулся Стэн Шепард. Малейшие движение – и мы вновь начали обильно потеть. По-прежнему стояла непроглядная темень.

– Давайте заведем машину и слегка проветримся! – закричал я. – Я подыхаю от жары.

– Правильно! – Мы с ревом вынеслись из городка дальше, по безумной трассе, с разверающимися волосами. В серой дымке быстро наступил рассвет, явив нам по обеим сторонам провалы густых болот с ветхими лесинами, заплетенными лианами, кренившимися и клонившимися над запутанными зарослями на дне. Некоторое время мы мчались прямо вдоль железнодорожных путей. Впереди возникла странная антенна радиостанции в Куидад-Манте, как будто мы оказались в какой-нибудь Небраске. Мы нашли бензоколонку и залили полный бак, а последние ночные насекомые джунглей черной массой бросались на лампочки и падали, трепеща, к нашим ногам большими корчившимися грудами: у некоторых бабочек крылья размахом в добрые четыре дюйма, другие ужасные стрекозы так огромны, что им впору питаться птичками, тысячи гигантских москитов, всевозможных безымянных паукообразных. Я скакал по всей мостовой, боясь на них наступить; все закончилось тем, что я засел, поджав ноги, в машине, испуганно поглядывая на землю, где они копошились вокруг наших колес.

– Ну поехали же! – вопил я. Дина и Стэна жучки вовсе не беспокоили: они спокойно выпили по паре бутылочек апельсинового сока и отшвырнули их подальше от холодильника. Их майки и штаны, как и у меня, были мокры от крови и черны от раздавленных тварей. Мы глубоко вдыхали вонь нашей одежды.

– Знаешь, мне этот запах начинает нравиться, – сказал Стэн. – Я себя уже больше не чувствую.

– Этот запах – странный и хороший, – сказал Дин. – Не буду снимать майку до самого Мехико, я хочу впитать его в себя и запомнить. – И мы понеслись дальше, творя воздух для своих горячих, запекшихся лиц.

Потом впереди стали неясно вырисовываться горы, сплошь в зелени. Одолев этот подъем, мы снова окажемся на огромном центральном плато, а там уж дорога поведет нас прямо к Мехико. Одним махом мы воспаряли на высоту пять тысяч футов – по окутанным туманом перевалам, что вьются над дымящимися желтыми ручейками в миле под нами. То была великая река Моктесума. Индейцы вдоль дороги стали крайне зловещими на вид. Они были нацией в себе – горные индейцы, оторванные от всего, кроме Панамериканского Шоссе. Они были низкорослы, приземисты и темны, со скверными зубами; на спинах они перетаскивали невообразимые тяжести. На другой стороне бездонных, заросших зеленью ущелий, на отвесных склонах мы видели лоскутки огородов. Индейцы ползали вверх и вниз по этим кручам и обрабатывали землю. Дин ехал со скоростью пять миль в час, чтобы лучше все видеть.