Лесь Мартович - Хитрый Панько и другие рассказы

Они видели, что в селе возникает какая-то новая порода людей, которая хочет сломать старые обычаи. А им эти обычаи были по душе.

Эти обычаи были таковы: не видеть света дальше своего родного села; не возмущать сельскую поэтическую жизнь никакими новыми стремлениями; сохранить на возможно более долгий срок наивные детские взгляды на все окружающее. Они не располагали ничем для того, чтобы одолеть в борьбе новую породу людей, и, кроме того, вынуждены были в глубине души признать правоту сторонников читальни. Но тем сильнее они их ненавидели.

Войт же и по обязанности был противником Юрка, боясь, что сторонники читальни при перевыборах скинут его с должности, и в то же время страшился присоединиться к ним, так как видел, что поляки, командующие из города крестьянами, ненавидят это новое народное движение.

Войт побрился так, что лицо его блестело, как зеркало, надел новый сардак [5] Сардак — расшитый шнурами теплый кафтан (галицийск.). и нацепил на грудь медаль за участие в войне с босняками. Семен приветствовал войта очень любезно, чуть руки ему не целовал. «Как-никак, — думал он, — войт знается с панами. Может, какое-нибудь словцо за меня вставит? Этого, верно, будет достаточно, коли судьям увидит, что войт со мной хорош. Вот, подумает, порядочный хозяин, раз сам войт с ним дружбу водит; стоит повернуть дело в его пользу. Что ж? Нам неведомо, кому и чем надо угождать».

А Юрко тихонько поднялся еще затемно, вышел во двор, сложил бороны на повозки, прихватил с собой челетку [6] Челетка — мера зерна в 25 килограммов. ячменя и приготовился ехать в поле. Жена, заметив это, бросилась из хаты — и:

— Юрко! Ты, — говорит, — куда?

— Видишь, сеять.

— Да ты не прикидывайся дураком! Комиссия ж приедет!

— Я, видишь, понимаешь, не того…

Юрчиха знала, что если его не заманить в хату, он уедет на поле. Но что с ним можно поделать во дворе? Обязательно сбежит куда-нибудь!

— Что ж ты поедешь без завтрака? Иди позавтракай.

Юрко уж рад бы и не завтракать, только бы в хату не входить.

— Я знаешь, не хочу, — врал он, отнекиваясь, — сунь, понимаешь, краюху хлеба… того… в торбу — и все.

Юрчиха настаивала:

— Так я тебя и отпущу с краюхой хлеба в поле! Точно батрака какого… Да иди же, Юрцуня, иди. Только на минутку, сейчас же и выйдешь.

Юрко отказывался.

— Зайди, я тебя прошу!

Юрко был такой, что и малого ребенка послушается, не то что жены. Он вошел в хату, решив однако: пусть жена что угодно говорит, а он никуда не пойдет! После завтрака жена сказала Юрку, чтоб он надел чистую рубаху. Юрко отказывался, но жена уперлась: надень да надень! Юрко поддался уговорам, но пойду, думает, в чистой рубахе на работу. Но вот жена начинает уговаривать его, чтоб он, когда наступит полдень, пошел на суд.

— Нет, ни за что не пойду!

— Да побойся же бога! — убеждает жена. — Ты посмешищем сделаешься. Никто не поверит, что у тебя характер такой, а скажут, что ты дурак.

Юрко упорствовал:

— Пускай говорят!

Юрчихе просто непонятно было такое упрямство. Она убеждала его, как могла, а он — все нет да нет!

— Потому, видишь, коли пойду — так проиграю, — отговаривался он.

— Проиграешь — тоже невелика беда! Адвокат мне сказал, что дело идет не обо всем участке, а лишь о нескольких бороздах. Бог с ним, коли проиграешь, — лишь бы посмешищем не стать.

— Пускай, понимаешь, отберет, — стонет Юрко.

— Пускай бы уж отобрал, — возражает жена, — да только чтоб было, как у людей. А это ж как выйдет? Отберет, а тебя и не будет при этом.

— Я все-таки, понимаешь, не пойду, — заупрямился Юрко.

Юрчиха не знала уж, что и сказать ему. Был бы он плохой муж, лодырь, пьяница никудышный — изругала бы, осрамила бы, и — пропадай ты пропадом! А то ведь и работник добрый, и человек такой мягкий, чисто голубь; один только недостаток: неречист и робок. Что тут делать и как тут быть? Думала Юрчиха, думала и придумала:

— Знаешь что, Юрко, пойдем вместе. Ты там только постой, чтоб люди не подумали, что я вдовая.

Юрко согласился:

— Разве что так…

Ровно к полдню явились Юрчиха с мужем на участок, где должно было происходить судебное разбирательство. По дороге она наставляла мужа, чтобы он поцеловал сначала руку судье, а затем своему адвокату. Юрко не соглашался:

— Я, знаешь ты, даже не слышу всего этого…

Слышит Юрко или нет, а Юрчиха продолжала его наставлять: и как ему стоять, и что ему говорить, — столько Юрку наговорила, что он только глазами захлопал, да и говорит: