Пётр Валуев - Черный бор - Повести, статьи

— Право, нельзя так вдруг…

— Напротив, именно вдруг и без отсрочки. — Я в ваших глазах вижу, что по сердцу вы заодно со мною. Я вас знаю, Иван Семенович: у вас сердце есть. Вы еще не успели почерстветь и душой пересохнуть над номерами ваших статей, которых я не знаю, да и знать не хочу. Счастье, собственно, для вашей совести, как и для бедной оклеветанной девушки, — да и для меня, — что Печорин успел меня захватить. Я уже собирался ехать в Торцево; но он захватил и успел меня наставить. Мы с ним доехали до переулка, перед вашим домом. Он спешил в переулок к какой-то больной — а я спешил к вам. Коли делать доброе дело, так делать как следует. Ни одной лишней минуты та девушка не должна сидеть под вашим замком.

— Признаюсь, — сказал нерешительно Чуйкин, — что я сам желал бы ее освободить; но вы знаете, что мы производим следствия под прокурорским надзором…

— Так что же? Кто из вашей прокуратуры занимается этим делом?

— Товарищ прокурора Крутилов.

— Крутилов? Так не извольте беспокоиться. Я вам отвечаю за то, что он моего поручительства не забракует. А доказать легко. Завтра табельный день. Приезжайте обедать ко мне, в Торцево, и передайте Крутилову, что я его жду с вами. Будете ли вы?

— Постараюсь быть, — сказал Чуйкин, садясь за письменный стол.

— В какой сумме прикажете поручиться? — спросил Гренадеров.

— По статье 425, требуется в данном случае не менее тысячи рублей. Попрошу две.

— Хоть четыре, хоть десять — сколько угодно, — я ничего не рискую.

— Более двух не нужно.

— Извольте. Так пишите же постановление. Мне ведь придется подписать, а копию, надеюсь, вы потрудитесь мне прислать позже, не задерживая исполнения.

— Пришлю, — сказал Чуйкин, — об освобождении Прасковьи Михайловой тотчас сделаю распоряжение.

— Доброе дело сделали вы, Сила Кузьмич, — сказал с просиявшим лицом Крафт.

— Не я, а мы трое, сообща, его сделали, — отвечал Сила Кузьмич. — Но оно еще недоделано. Как будет далее, со следствием, Иван Семенович?

— Следствие, конечно, должно идти своим порядком до конца, — сказал Чуйкин. — Потом дело поступит в суд.

— Хорошо; мы завтра переговорим об этом с вами и Крутиловым. Только не извольте торопиться через меру. Не одно же это дело у вас на руках?

— К сожалению, гораздо более, чем следовало бы на одни руки набрасывать.

— Тем лучше. Время здесь может принести свою долю пользы.

— Когда потребуете вы показания от Веры Алексеевны Снегиной? — спросил Крафт.

— Повестку я пошлю сегодня, но, пожалуй, распоряжусь так, чтобы она была доставлена только завтра, и срок для дачи показания назначу еще тремя днями позже. Пока могу допросить кое-кого из дома Сухоруковой и заняться другими делами.

— Хорошо, — сказал Гренадеров, — но мы вам мешаем. Дописывайте свое постановление. Я между тем переговорю с Карлом Ивановичем. — Гренадеров отвел Крафта в сторону и торопливо сказал ему несколько слов вполголоса.

— Я сам об этом уже думал, — отвечал Крафт, — но хотел прежде посоветоваться с Печориным.

— Ладно, — сказал Гренадеров, — я и ему говорил о том. Время у вас есть. Во всяком случае, я теперь же заеду, чтобы предупредить.

Поздно вечером в тот же день Карл Иванович сидел за письменным столом и писал письмо, над которым часто призадумывался, как будто затрудняясь находить соответствовавшие его цели выражения или обороты речи.

— Ты пишешь к Леонину? — сказала вошедшая Клотильда Петровна.

— Да, не могу не писать; но трудно сказать то, что сказать хочу.

— Что же хочешь ты сказать? — спросила Клотильда Петровна, садясь против мужа по другую сторону стола.

— Хочу сказать правду — но так, чтобы не возбудить лишнего беспокойства.

— Трудно не встревожить такими известиями.

— Но и молчать нельзя. Леонин должен быть своевременно извещен и предупрежден. Мы Парашу выручили; но дело не кончено, оно дойдет до суда и там, может быть, должна будет явиться бедная Вера. Вообрази себе, как будут публично объясняться причины бегства Веры и Параши, в каком виде может быть представлена сцена с Глаголевым, как газеты будут старательно передавать и пояснять все подробности дела — и какое впечатление все это произведет на отца Леонина.

— Все это и меня пугает; но разве предупредить нельзя? Печорин уверяет, что вам удастся.

— По крайней мере, мы на то надеемся и условились не далее как завтра попытаться. Отец Антоний берет на себя попытку расшевелить совесть Варвары Матвеевны, а Печорин постарается, с той же целью, подействовать на благочинного Глаголева. Ему стоит только сказать два слова Варваре Матвеевне, она ему слепо повинуется.