Пётр Валуев - Черный бор - Повести, статьи

— Откуда этот конверт? — спросил Леонин, взяв в руки конверт и взглянув на адрес и печать.

— Его сегодня привез господин Васильев, — сказала Вера, — по поручению генерала Соколина. Он настоял на том, чтобы я лично приняла от него этот конверт.

— Васильев? Соколин? — повторил Леонин. — Адрес написан рукой моего отца; конверт запечатан его печатью; генерал Соколин — его товарищ по службе и давнишний друг.

Вера с изумлением смотрела на Леонина.

— Кто Васильев? — продолжал он. — Какой видом?

— Он назвался камергером Васильевым, — отвечала Вера. — Он высок ростом, худощав; на голове темные волосы с проседью; свободно говорит по-французски; на одной руке я заметила кольцо с синим камнем…

Лицо Леонина повеселело.

— Добрый знак, Вера! — сказал он. — У вас был и с вами говорил мой отец. Теперь я понимаю, куда он уезжал и почему настоял на том, чтобы я дождался его возвращения. Он не хочет, чтобы знали, что он вас видел, что он желал вас видеть. Пусть так; но он был у вас, следовательно, он уже теперь в душе на все согласен. Теперь, Вера, мы без прежних опасений можем на время расстаться…

— Расстаться, и надолго, — все-таки разлука, — тихо сказала Вера.

— Мы свидимся, моя милая, добрая Вера, моя невеста, — я теперь уже смелее вас так называю. Не хочу говорить «прощайте» — говорю «до свидания»!..

Он ее обнял; она смотрела влажными глазами в его глаза. Долгий поцелуй заменил слова прощанья. Ни он, ни она не нашли в себе силы их произнести. Леонин вышел. Вера слышала, как за ним затворилась дверь дома; потом она следила за ним из окна, пока он был виден. Когда он скрылся за изгибом улицы, ею овладели такое глубокое ощущение одиночества и такая безутешная печаль, что она почувствовала холод в сердце и у нее в глазах потемнело. Она опустилась на колени и стала молиться…

Вечерело. Алексей Петрович Снегин проходил по линии дач, устроенных на так называемых Алексеевских новых участках, между сплошным лесом и двумя прудками, окруженными разреженным лесным насаждением. Он остановился перед небольшим домом, который уже несколько раз обращал на себя его внимание. Алексей Петрович не знал жильцов и не осведомлялся о них, но успел заметить, что их привычки не походили на привычки их соседей и обнаруживали такое старание уклоняться от всякого общения и наблюдения, которое в дачной жизни составляет явление довольно редкое. На этот раз в доме были затворены окна, хотя летний вечер был ясный и теплый; занавеси были опущены, хотя еще было светло на дворе, а в комнатах не замечалось огня; дверь со стороны улицы была заперта, хотя в дом входили посетители, для которых доступ, вероятно, был открыт с противоположной стороны. Алексей Петрович видел, как сперва один молодой человек, а затем двое других прошли через узкую боковую калитку в устроенный перед домом садик, потом направились вдоль забора, отделявшего этот садик от соседней дачи, и скрылись за углом дома. Все трое принадлежали, судя по внешнему виду, к студентам Алексеевского института. Четвертый молодой человек, студент Атаназаров с Кавказа, который случайно был знаком с Алексеем Петровичем, раскланялся с ним, проходя мимо дома, но в некотором расстоянии остановился, как будто выжидая, чтобы Снегин удалился. Заметив это, Алексей Петрович пошел далее, но, оглянувшись, увидел, что Атаназаров поворотил назад и быстро проскользнул в ту самую калитку, в которую прежде прошли его сотоварищи.

«Что-то неладно все это», — рассуждал про себя Алексей Петрович, продолжая свою одинокую прогулку по дороге между линий дач и лесом. — Неладно, неладно, — проговорил он вслух, не заметив, что его между тем нагнал вышедший из одной из дач профессор Тишин.

— Что неладно, Алексей Петрович? — спросил профессор.

— Ах, это вы, Семен Иванович, — сказал невольно вздрогнувший Снегин. — Откуда взялись вы так нечаянно? Вы меня просто испугали.

— Вольно вам так погружаться в ваши размышления, — отвечал профессор. — Вы прошли в двух шагах от меня, в то время когда я из той дачи выходил на улицу, и я слышал, как вы повторяли: «неладно, неладно». Что неладно?

— Да так, Семен Иванович; мне всегда кажется неладным, когда люди прячутся. Зачем прятаться, если нет чего-нибудь недоброго на совести или на уме?

— Кто же прячется, Алексей Петрович?

— Все ваши, по-видимому ваши, студенты и прочая в этом роде.

— А где прячутся?

— Да вот в том доме, позади нас, шагов с сотню, рядом с зеленым забором. Я уже несколько раз замечал, что туда входят озираясь, а в доме что-то старательно запирают окна и двери и опускают занавеси.