Шамиль Алядин - Теселли

«Кто это? — рассуждали жители. — Опять немцы? Нет, это похоже на лазарет с охраной из какой-то неизвестной еще нам армии. Вот еще войска…»

К вечеру на площади у фонтана стали раздаваться ружейные выстрелы. Мидат прибежал домой.

— Отец… отец! — кричал он, еле переводя дыхание. — Там расстреливают наших! Кто они, эти солдаты?

— Белые. Врангелевцы.

— Врангелевцы! О аллах! — воскликнула Тензиле-енге. — Теперь пришли они… Кого они расстреливают?

— Тех, кто помогал большевикам. Экрем-ага убит. Труп его лежит возле фонтана.

— Экрем убит? Сын Зеиде? О несчастная женщина!

— Вот они! Сюда идут! — сказал Мидат, показывая рукой в сторону кофейни. — Ищут дядю Сеттара.

— Сеттара? — удивился Саледин-ага. — Как же это? Тогда они не пощадят и нас… за Рустема? А это что? — спросил Саледин-ага, вдруг заметив, что со двора Зеиде два солдата выгоняют корову. — Мидат, сын мой, выведи лошадь в сад и скачи скорей в чаир. Быстро, сынок! Иначе мы лишимся лошади.

Мидат кинулся в сарай, вывел лошадь в сад, сел на нее и во весь дух поскакал через забор в чаир.

Только Мидат исчез, как у ворот показалась жена авджы Кадыра. Рыдая, она бросилась на шею Дульгера.

— Саледин-ага, мы погибли, — воскликнула она, обливаясь слезами. — Мужа моего арестовали. Что мне теперь делать? Я одна осталась. О Сеттаре ничего не слышно.

— Успокойся, Шерифе! — сказала Тензиле-енге. — Встань, не плачь!

Дульгер взял свою кизиловую палку, стоявшую в передней, и, шатаясь, медленно пошел к воротам. Шерифе шла за ним.

На следующий день в дом Саледина-ага ввалились ефрейтор и два рядовых.

— Где Саледин Ибрагим оглу? — спросил ефрейтор Тензиле-енге.

Увидя солдат, старуха перепугалась. Раньше, когда во двор заходили люди в шинелях, к ним выходила Сеяре. Но теперь ее не было — дочь вернулась в Кок-Коз. Саледин-ага дома не ночевал. А Мидат бегал где-то в деревне.

— Нет… хозяина нет… йок! — ответила она, путая татарские слова с русскими. — Китди… пошел.

— Куда?

— Гавр пошел. В гости.

— А сын Рустем где?

— Рустем война пошел… — проговорили она, вся дрожа, — Муаребе… стреляйт.

— На какую войну? Где он стреляет? У большевиков или у Врангеля?

— Эбет, конечно, у Врангеля стреляйт, у большевиков!

— Не понимаю. У большевиков он или у Врангеля?

— Врангель… большевик. Карош человек, — бормотала Тензиле-енге, не соображая, о чем говорит. — Каве… кофе хочешь пить, солдат?

— Врангель — большевик, говоришь? — закричал ефрейтор в бешенстве. — Ты что мелешь-то?

В это время весь в поту прибежал Мидат.

— Кто ты такой? — заорал на него один из солдат. — Зачем пришел?

— Я пришел сказать… — начал было Мидат, но, заметив бледное лицо матери, запнулся.

— Что сказать? — спросил ефрейтор строго. — Что тебе надо?

— Что Джелял-бей зарезал десять барашков.

— Кто режет баранов? — ничего не понял ефрейтор. — Ну, ну?

— И варит в четырех больших котлах кашу, — добавил Мидат, — для вас.

— Для кого это — для вас?

— Ну для вас, для солдат. Я сейчас иду оттуда. Ваши все сидят там и пьют вино.

— Ты не врешь?

— Пусть я ослепну, если вру.

— Так где же это?

— В саду у Джелял-бея. Около шоссе.

Двое рядовых переглянулись. Это не ускользнуло от взора ефрейтора.

— Так что же ты, дряхлая карга, меня путаешь? — вскричал тот, напускаясь опять на Тезиле-енге. — Врангель — это избавитель ваш… А кто такие большевики? Разбойники. Смотри мне! К вечеру чтобы твой муж был дома. Поняла?

— Чок эйи! Хорошо! — пролепетала Тензиле-енге. — Каве пит?

— Э-э! Каве, кофе… — ефрейтор с досадой махнул рукой. — На что оно мне сдалось, когда в животе пусто?! Где ты, пацан, говоришь, дом бея?

— Возле шоссе… где ваш обоз стоит.

Солдаты поспешно вышли на дорогу.

— Мидат, иди, сынок, к Суваде-апте и скажи, пусть она вместе с Гулярой придет сюда! — сказала Тензиле-енге. — Пусть пока поживут у нас. Я боюсь одна дома. Да им, видать, тоже не весело. Отец наш теперь не скоро вернется. А придет — его опять потащат в волость из-за Рустема. Бедная Гуляра… как она его ждет!

Эй, аллах! Когда же эти гяуры отсюда уйдут? — говорила она, закрывая ворота за Мидатом, который уже бежал мимо Соборной мечети. — Нет у меня сил больше…

Но гяуры оставались в Бадемлике до самой осени.

8

В ноябре вновь пришла Красная Армия. Конница и пехота, преследовавшие остатки врангелевских полков, неожиданно были приостановлены за станцией Бель-бек. Красноармейцы залегли в садах по сторонам железной дороги. Наступление захлебнулось. Разведка не сумела вовремя предупредить об опасности. Уже потом выяснилось, что в километре от станции за высоким холмом стояли в засаде крупные силы белогвардейцев.