Шарль Нодье: Инес де Лас Сьеррас

Во все время рассказа Сержи, по-видимому, всецело был им поглощен, ибо мысли, на которые он наводил, вполне соответствовали обычной теме его мечтаний. Бутрэ время от времени испускал выразительный вздох, не выражавший, однако, ничего, кроме нетерпения и скуки; актер Баскара бормотал сквозь зубы неясные слова, которые, казалось, глухо намечали монотонный и меланхолический басовый аккомпанемент к мрачной повести arriero, а часто повторявшееся движение его руки внушало мне подозрение, что он перебирает четки. Что до меня, я восхищался поэтическими обрывками предания, естественно сплетавшимися с рассказом простолюдина и сообщавшими этому рассказу краски, которыми бы не погнушалось просвещенное вкусом воображение.

— Это не все, — продолжал Эстебан, — и прошу вас выслушать меня до конца, прежде чем приступать к вашей опасной затее. После смерти Гисмондо и его сообщников это мерзкое логово; внушавшее отвращение всем людям, стало достоянием дьявола. Даже дорога, ведущая к нему, была заброшена, как вы можете это заметить. Достоверно известно только то, что каждый год, двадцать четвертого декабря, в полночь, — сеньоры, это сегодня, и скоро это произойдет, — окна старого замка внезапно ярко освещаются. Те, кто осмелился проникнуть в эти страшные тайны, знают, что в это время рыцарь, оруженосец и паж возвращаются из обиталища мертвых, чтобы принять участие в кровавой оргии. Это приговор, который тяготеет над ними до скончания веков. Немного позже входит Инеc в саване, который она сбрасывает, чтобы явиться в своем обычном наряде, Инеc, которая пьет и ест, поет и танцует с ними вместе. Когда в горячке своего безумного веселья они забываются, воображая всякий раз, будто оно никогда не окончится, девушка показывает им свою незакрывающуюся рану, касается их сердец пылающей рукой и возвращается в огонь чистилища, заставив их вернуться в адский огонь.

Последние слова вызвали у Бутрэ раскат судорожного хохота, от которого он чуть не задохнулся.

— Черт бы тебя побрал! — воскликнул он, крепко, по-приятельски хлопнув arriero по плечу кулаком, — чуть было я не растрогался от всей этой ерунды, которую ты, впрочем, недурно рассказываешь; я уже чувствовал себя взволнованным, как дурак, но ад и чистилище привели меня в себя. Предрассудки, каталонец! Предрассудки ребенка, которого можно испугать маской! Старые суеверные басни, которым в наши дни верят только в Испании! Увидишь, помешает ли мне страх перед дьяволом найти вкус в вине, — кстати, все это мне напомнило, что я хочу пить. Поторопи же, пожалуйста, своих мулов, а я — лишь бы скорее увидеть ужин на столе, — я готов поднять бокал за самого сатану.

— Это те самые слова, которые сказал и мой отец, когда кутил с другими солдатами в Маттаро, — заметил arriero. — Когда у хозяина таверны спросили еще вина, тот ответил: «Вино осталось только в замке Гисмондо». — «Так я его достану, — сказал мой отец, который был тогда нечестивым, как последний негодяй. — Клянусь святым телом господним, достану, хотя бы его разливал сам сатана. Я пойду». — «Не пойдешь, ой, не пойдешь!» — «Пойду», — бросил он им и прибавил еще более страшное богохульство; да так заупрямился, что пошел.

— Кстати о твоем отце, — сказал Сержи, — ты не ответил на вопрос Бутрэ. Что же такого страшного он видел в замке Гисмондо?

— То, что я вам рассказывал, благородные сеньоры. Пройдя длинную галерею со старинными картинами, он остановился на пороге пиршественного зала и, так как дверь была открыта, довольно смело заглянул внутрь. Окаянные сидели за столом, и Инеc показывала им свою кровавую рану. Затем она стала танцевать, и каждый шаг приближал ее к месту, где и стоял отец. Сердце его вдруг не выдержало при мысли, что она идет за ним. Он грохнулся замертво и пришел в себя только на следующий день на паперти приходской церкви…

— Где он заснул накануне, — подхватил Бутрэ, — потому что выпитое вино помешало ему пойти дальше. Сон пьяницы, мой бедный Эстебан! Да будет земля ему так же легка, как прежде бывала неустойчива под его ногами. Но что же этот дьявольский замок, неужели мы никогда не доберемся до него?

— Мы прибыли, — ответил arriero, останавливая своих мулов.

— И вовремя, — сказал Сержи. — Вот уже начинается буря, и — странная вещь в такое время года! — я два или три раза слышал гром.

— Его всегда слышат в это время около замка Гисмондо, — заметил arriero.

Он еще не кончил говорить, как ослепительная молния разорвала небо, и мы увидели белые стены старого замка с его башенками, столпившимися, как стадо призраков, на вершине огромной скалы.