Жорж Санд - Мон-Ревеш

— Вы сказали, что я должен отказаться от этой дуэли по двум причинам, — сказал Дютертр, слегка поколебленный, — какова же вторая? По какой причине ему понадобилось увезти мою жену в Мон-Ревеш? Я не могу придумать этому никакого оправдания. Даже если бы в смертельной опасности находились вы сами, Тьерре, — разве моя жена врач? Разве она владеет медицинской наукой, разве она связана врачебным долгом? Вы, Тьерре, должны были бы избавить меня от этой жестокой игры!

— Это не жестокая игра, а ужасное признание, которое я должен вам сделать, — сказал Тьерре, вооружившись мужеством. — Ваша жена была единственным врачом, который мог оказать помощь больной в Мон-Ревеше и увезти ее оттуда, потому что этой больной, этой пострадавшей была Эвелина.

— Эвелина! — вскричал Дютертр, схватившись за голову. — Господи! Вы сказали — Эвелина? Неужели я сошел с ума?

— Я сказал: Эвелина! — продолжал Тьерре, которому испуг и страдания отца семейства внушили такое уважение, что он отбросил все свои сомнения, не думая о том, что, быть может, когда-нибудь в этом раскается. — Да, Эвелина, которая так любит меня, что когда, после приема, оказанного вами, я решил, что все потеряно, она явилась сама, чтобы меня в этом разубедить; Эвелина, чье богатство так пугало меня, что мысль о нем боролась во мне даже с моей любовью; Эвелина, от которой я прятался, отказываясь принимать ее письма и ехать к ней за приказаниями; Эвелина, которая проникла ко мне ночью, через окно, рискуя жизнью, причем упала с большой высоты; Эвелина, которая может оказаться в смертельной опасности, если вы скажете ей, что сделал вам это признание; Эвелина, наконец, чьих странностей и капризов я опасался, но которая победила меня отвагой, доверием, великодушием, и в настоящее время я люблю ее со всей силой, на какую способен.

— Дай бог, чтобы вы говорили правду! — сказал глубоко потрясенный Дютертр.

— Вы сомневаетесь в моем слове? — вскричал Тьерре.

— Нет, — ответил Дютертр, пожимая ему руку. — Я сомневаюсь в добровольности вашего выбора, но могу винить в этом только недостатки ее характера. Ваше решение великодушно, Тьерре, если правда то, что вы не прибегли ни к каким соблазнам для того, чтобы вызвать ее на этот сумасбродный и достойный сожаления поступок. Если бы вы не любили ее, я думаю, мне пришлось бы снести это несчастье и поплатиться за ошибку, которую я совершил, слишком балуя своих детей. Да, мне пришлось бы отказать вам, не позволив вам пожертвовать своей свободой и гордостью, которая, знаю, в вас особенно сильна.

— Я не ждал от вас меньшего, господин Дютертр, — сказал восхищенный Тьерре, обнимая его, — но пусть ваша деликатность успокоится, моя гордость сумеет постоять за себя. Так как я ничего не приношу жене, я вынужден потребовать, чтобы нас обвенчали с условием разделения имущества. Что касается моего выбора, то он был вполне добровольным, ибо с того дня, как я увидел Эвелину, я уже не видел никого другого, я был поглощен, взволнован, счастлив в несчастлив в одно и то же время. По поводу же соблазнов, которыми я мог воздействовать на ее воображение, я могу сказать, что, конечно, изо всех сил старался ей понравиться, не надеясь и не думая получить от нее столь несомненные доказательства своего счастья. Но если я невиновен в ее поступках (а будь это иначе, то не Флавьен, а я должен был бы искупить это своей жизнью, то я, конечно, виновен в том, что стал ее избранником, ибо невольно изо всех вил старался вызвать ее любовь.

— Спасибо, Тьерре, спасибо! Все, что вы говорите, идет от благородного сердца и чистой совести. Не беспокойтесь, я никогда и виду не покажу, что знаю обо всех этих приключениях; но считаете ли вы возможным, чтобы они не стали известны в обществе?

— Считаю возможным, потому что так оно и есть, — сказал Тьерре и рассказал о первом посещении Эвелины под видом госпожи Элиетты. — Согласитесь, — прибавил он, закончив свой рассказ, — самая невероятность подобной истории — гарантия того, что ее сочтут сказкой, если кто-ни-будь пожелает ее огласить.

Затем он рассказал о причине возвращения Флавьена в Ниверне, о готовности, с которой тот устремился на поиски Дютертра, чтобы сообщить ему, в каком состоянии Эвелина оказалась в Мон-Ревеше; о совершенно случайной встрече о Олимпией и о том, как сама Олимпия направила дальнейший ход событий. Наконец добавил подробности, дополнявшие истинную картину происшествия.

Дютертр, слушавший рассказ Тьерре, сидя на каменном подножии креста, был в оцепенении. Он встал и сказал: