Шарль Нодье - Нодье Ш. Читайте старые книги. Кн.1

ПАСКАЛЬ:

Ум верховного судии подлунной юдоли так зависит от всякого пустяка, что малейший шум его помрачает. Отнюдь не только гром пушек мешает ему мыслить здраво: довольно скрипа какой-нибудь флюгарки или блока (Мысли, № 366).

МОНТЕНЬ:

Если посадить какого-нибудь философа в клетку с решеткой из мелких петель и подвесить ее к верхушке башни собора Парижской богоматери, то, хотя он будет ясно видеть, что ему не грозит опасность из нее выпасть, он не сможет не содрогнуться при виде этой огромной высоты (Опыты, II, XII).

ПАСКАЛЬ:

Поставьте мудрейшего философа на широкую доску над пропастью: сколько бы разум ни твердил ему, что он в безопасности, воображение все равно возьмет верх (Мысли, № 82).

МОНТЕНЬ:

Эта наблюдающаяся у нас изменчивость и противоречивость, эта зыбкость побудила одних мыслителей предположить, что в нас живут две души, а других — что в нас заключены две силы {314} , из которых каждая влечет нас в свою сторону: одна — к добру, другая — ко злу, ибо резкий переход от одной крайности к другой не может быть объяснен иначе (Опыты, II, I).

ПАСКАЛЬ:

Эта двойственность человека настолько очевидна, что иные мыслители предполагали, будто в нас живут две души, ибо им не верилось, что одна-единственная личность способна на такие резкие и неожиданные переходы от чрезмерного самодовольства к безнадежному отчаянию (Мысли, № 417).

МОНТЕНЬ:

Ничто на свете не несет на себе такого тяжкого груза ошибок, как законы. Тот, кто повинуется им потому, что они справедливы, повинуется им не так, как должно (Опыты, III, XIII).

ПАСКАЛЬ:

Всего ошибочнее законы, исправляющие былые ошибки: кто подчиняется им потому, что они справедливы, тот подчиняется справедливости, им самим вымышленной, а не сути закона (Мысли, № 294).

ТИМЕЙ ЛОКРСКИЙ {315} :

Бог — это огромный круг, центр которого везде, а окружность нигде.

(NB Сознаюсь, что приписываю эту мысль Тимею Локрскому только на основании многочисленных свидетельств античных авторов. В тексте Платона я ее не обнаружил.)

ПАСКАЛЬ:

Сколько бы мы ни раздвигали пределы наших представлений, все равно мы познаем не сущее, а лишь его частицы. Вселенная — это не имеющая границ сфера, центр ее всюду, периферия — нигде (Мысли, № 72).

БУАЛО:

В настоящий сборник вошли далеко не все библиофильские произведения Нодье; из огромного количества написанных им на эту тему работ отобраны те, которые, на наш взгляд, представляют наиболее общий интерес, затрагивают основные проблемы книжного собирательства и истории книги, содержат наибольшее количество занимательных и любопытных сведений из истории книжного дела и библиофильства.

Нодье упоминает в своих книгах и статьях мельком, без специальных разъяснений, множество книг и фактов, неизвестных русскоязычному читателю. Сведения о них (необходимый реальный комментарий, краткие библиографические описания упоминаемых книг и проч.) даны в примечаниях; сведения о лицах, упоминаемых в тексте, даны в аннотированном именном указателе (общеизвестные имена не аннотируются). В тех случаях, где это необходимо, примечания предваряет короткая преамбула.

При подборе иллюстраций использована книга: Devaux Y. Dix siècles de reliure. P., 1981.

Комментатор приносит благодарность П. Скобцеву за помощь в переводе латинских цитат.

Впервые: Париж, или Книга ста одного автора. 1831, т. 1. На рус. яз. в изд.: Сын отечества, 1834. Ч. 164. № 16 (пер. О. Сомова); Альманах библиофила. Л., 1929 (в пер. Л. Судаковой под ред В. К. Охочинского); Корабли мысли. М., 1980 (в пер. Е. Любимовой).

Впервые — отдельное издание в феврале 1844 р. у Ж. Ж. Текне. Первый рус. пер. — Пчела. 1876. № 33. С. 2–7. Рус. пер. В. Мильчиной впервые: Корабли мысли. М., 1986.

С XVII в. во Франции было в ходу выражение ”литературная республика”. Однако от настоящего государства эта ”метафорическая” республика отличалась почти полным отсутствием законности: законы, охраняющие авторские права, были приняты во Франции лишь в середине XIX в., а до этого автор, выпускавший в свет свое творение, был практически бесправен: если книга его пользовалась успехом, любой типограф и у него на родине, и в соседних странах мог немедленно ее перепечатать и заработать кучу денег (это были так называемые контрафакции — бич писателей и издателей); если книга попадала в руки к литературному противнику автора, тот мог переиздать ее в исковерканном виде, с издевательскими комментариями (так, например, поступил с историческим трудом Вольтера ”Век Людовика XIV” его большой враг Ла Бомель). Сочиняя свою книгу, Нодье не ставил перед собой цель выработать подлинное ”законодательство” для ”литературной республики”, он выступал лишь классификатором разнообразных случаев литературного воровства, но для того, чтобы лучше понять ”Вопросы литературной законности”, необходимо помнить о том состоянии книжного дела, которое явилось их питательной средой. Решает Нодье и две другие задачи: во-первых, напоминает читателям о многих забытых и малоизвестных авторах, чьи находки и открытия пригодились гениям изящной словесности; во-вторых, язвительно критикует литературную школу, в начале XIX в. еще весьма влиятельную, — школу, в которую входили приверженцы подражательного, выродившегося классицизма (так называемого ”пост-классицизма”). Благодаря этому ”Вопросы литературной законности” можно рассматривать как одну из книг, подготовивших триумф романтизма в конце 1820-х годов.