Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

Все посмотрели на Молли. Энни сказала:

— Я заперла дверь.

— Что ему нужно? — спросила Молли. — Зачем он вернулся?

В наружную дверь тихо постучали. Оурден подошел к Молли.

— Что это, Молли? Какая-нибудь беда?

— Нет, — сказала она. — Нет. Выходите через задний ход. Здесь можно выйти. Только скорей, скорей!

Стук не умолкал. Мужской голос негромко крикнул что-то. Молли открыла дверь в кухню. Она сказала:

— Идите! Что же вы?

Мэр остановился перед ней.

— У вас беда, Молли? Вы ничего такого не сделали?

Энни холодно сказала:

— По-моему, это тот же самый военный. Он здесь уже был.

— Да, — сказала Молли Оурдену. — Здесь был военный.

Мэр спросил:

— Зачем?

— Он приходил ухаживать за мной.

— Но он ушел ни с чем? — спросил Оурден.

— Да, — сказала Молли, — он ушел ни с чем. Теперь идите, а я постерегу здесь.

Оурден сказал:

— Молли, если это беда, мы вам поможем.

— В моей беде мне никто не поможет, — сказала Молли. — Идите, — и она подтолкнула их к дверям.

Энни оставалась позади. Она не сводила глаз с Молли.

— Что этому военному нужно, мисс?

— Я не знаю, что ему нужно.

— Вы ему ничего не скажете?

— Нет. — Молли удивленно повторила: — Нет. — И потом еще раз, резко: — Нет, Энни, не скажу!

Энни сурово поглядела на нее.

— Лучше ничего ему не говорите, мисс! — и она вышла и прикрыла за собой дверь.

Стук не умолкал, и с улицы в комнату доносился мужской голос.

Молли подошла к столу, и ноша, взятая ею на себя, была тяжела. Она посмотрела на лампу. Она посмотрела на стол и увидела большие ножницы рядом с вязаньем. В раздумьи она взяла их за лезвия. Потом провела по лезвиям пальцами до самого конца и ухватила их, как нож, и глаза у нее застыли от ужаса. Она заглянула в лампу. Свет ярко залил ей лицо. Она медленно подняла ножницы и сунула их за платье, на грудь.

Стук не умолкал. Молли слышала голос, который звал ее. Она нагнулась над лампой и вдруг задула огонь. В комнате стало темно, только в той стороне, где была печка, мерцало красное огненное пятнышко.

Молли открыла дверь. Голос у нее был напряженный, нежный. Она крикнула:

— Иду, лейтенант, иду!

Белая, наполовину истаявшая луна еще светила темной, безоблачной ночью. Пролетая над снегами, сухой ветер тянул спокойную, ровную ноту, взятую еще там — на самой холодной точке полюса. Снег, лежавший на земле, был глубокий и сухой, как песок. Дома прятались за снежными валами, и их темные окна были защищены от холода ставнями, а дым притаившихся за ними очагов чуть заметной ниточкой вился из труб.

Снежные тропинки в городе были промерзшие, утоптанные. И на улицах стояла тишина, которую нарушали только шаги прозябших, жалких патрульных. Дома темнели в ночи, и к утру в них оставалась только самая малость тепла. Около устья шахты сторожевые вели наблюдение за небом, практиковались в наводке своих механизмов и поворачивали к небу звукоуловители, потому что ночь была самая подходящая для бомбежки. В такие ночи веретена в оперении из стали со свистом мчатся вниз и в грохоте взрыва разлетаются на куски. Сегодня земля была ясно видна с неба, хоть луна светила неярко.

В дальнем конце города, где-то среди маленьких домишек, собака плакалась на стужу и одиночество. Она задирала голову и давала своему божеству подробный, полный отчет о положении дел в мире, составленный с ее, собачьей, точки зрения. Петь она была мастерица и в совершенстве владела голосом весьма большого диапазона. Шестеро патрульных, уныло бродивших взад и вперед по улице, долго слушали собачье пение, и, наконец, один из них пробормотал сквозь подшлемник и поднятый воротник шинели:

— С каждой ночью все громче и громче воет. Придется пристрелить.

Но другой солдат сказал:

— Зачем? Пусть воет. По-моему, даже приятно. У меня дома была собака, тоже выла. Никак не мог ее отучить. Рыжий пес. На меня их вой не действует. Забрали моего пса вместе со всеми прочими, — тусклым, равнодушным голосом добавил он.

И капрал сказал:

— Нельзя держать собак, когда ощущается недостаток в продуктах.

— Да я не жалуюсь. Я знаю, что это было необходимо. А пригонять все по плану, как наше начальство делает, это у меня не выходит. Хотя вот, скажем, здесь — некоторые держат собак, а ведь с едой у них еще хуже, чем у нас. Правда, совсем заморенные ходят — что люди, что собаки.

— Дурачье, — сказал капрал. — Поэтому мы их так быстро и разбили. Планировать не умеют.