Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Наряду с романами Вильяверде создал серию очерков, картин городских и сельских нравов, из которых особенно выделялись такие произведения, как «Гавана в 1841 году», «Повседневные дела», «Моды», «Письма к Сильвии», «Семья гуахиро». Именно эти романы, написанные Вильяверде в 1838–1848 годах, Хосе Марти характеризовал как романы социальные и при этом подчеркивал, что они были созданы «еще задолго до того, как испанские писатели пришли к этому жанру».

Наиболее ярко художественное дарование Вильяверде проявилось в романе «Сесилия Вальдес, или Холм Ангела».

К работе над этим произведением Вильяверде приступил в самом начале творческого пути, когда еще широко пользовался советами и помощью своего наставника дель Монте. В 1839 году он закончил и опубликовал первую книгу романа и сразу же было принялся за продолжение, но замыслы новых произведений, а затем бурная политическая деятельность в эмиграции надолго прервали начатую работу. Вновь взяться за рукопись «Сесилии Вальдес» он смог лишь в конце 70-х годов. Работу ему пришлось начинать с самого начала, так как прежний замысел уже не удовлетворял его, В результате он полностью переработал ранее напечатанную первую книгу и написал все произведение по-новому. Роман был завершен к маю 1879 года и в окончательной редакции опубликован в Нью-Йорке в 1882 году.

«Литература, — писал Хосе Марти, — это выражение и форма жизни народа, как его духовного облика, так и тех природных условий, которые на него влияют, и той обстановки, в которой он проявляется, вплоть до самой одежды».

Роман Вильяверде «Сесилия Вальдес» как и раз является своеобразным отражением жизни кубинского народа в один из периодов его бурной истории; в нем воссоздается та обстановка — «вплоть до самой одежды», — которая помогает понять своеобразие его социального бытия и особенности духовного склада кубинцев.

Сам Вильяверде определяет свой роман как реалистический, понимая под реализмом изображение «нравов и страстей народа, живого народа из плоти и крови, поведение которого регулируется специальными политическими и гражданскими установлениями, характеризующегося особым строем мысли, подверженного влиянию окружающей реальной обстановки». Именно благодаря стремлению автора к достоверности его роман отличается от произведений романтиков с их установкой на универсализм характера героя-одиночки. «Может, было бы лучше, если бы я написал идиллию, пасторальный роман, или повесть в духе «Поля и Виргинии, или произведение в стиле «Рено» или «Атала», — иронически замечает автор, полемизируя с теми писателями-современниками, которые, обращаясь к прошлому, теряют, по его мнению, связь с настоящим.

Отказавшись от сюжетов, препарированных воображением, хотя бы и творческим, поэтическим, Вильяверде обращается к реальной кубинской действительности, пытаясь воссоздать исторически правдивую панораму народной жизни.

Роман Вильяверде в известном смысле историчен, хотя прямо отнести его к историческому жанру вряд ли возможно. Создание первой части романа почти совпадает по времена с теми событиями, которые в ней описаны. Автору не нужно было реконструировать историю — он сам был ее свидетелем. Он выступил как современник-летописец, а не как «археолог». В этом смысле он более близок Гальдосу с его «Национальными эпизодами» и аргентинцу Лугопесу («Война гаучо»), нежели Флоберу с его «археологическим» романом «Саламбо». Сам Вильяверде называет в качестве образцов исторического жанра, которым он пытался следовать, произведения Вальтера Скотта и Алессандро Мандзони.

Элемент исторической реконструкции возрастал по мере создания второй части романа, которую отделяют от первой четыре десятка лет творческой истории. Таким образом, историческая перспектива вырисовывалась все яснее и определеннее не в результате твердой авторской установки на воссоздание исторического прошлого, а из-за временных «ножниц», возникших вследствие длительного пребывания Вильяверде в эмиграции.

Роман Вильяверде может быть назван историческим лишь в том смысле, что автор его, выступая в основном в качестве художника-летописца, пытается заставить действовать своих вымышленных героев в реальной исторической обстановке и вместе с невымышленными персонажами. Эти две линии: одна — созданная поэтическим воображением художника, а другая — прочерченная историком-летописцем — должны были слиться воедино, и самый вымысел должен был бы восприниматься как нечто реальное и столь же достоверное (в художественном смысле), как сама действительность. В романе Вильяверде этот необходимый синтез (необходимый с точки зрения подлинного реализма) не всегда достигается. Иногда обе линии сливаются, порой только перекрещиваются, но затем расходятся, на каких-то участках повествования тянутся параллельно.