Марк Твен: История Капитолийской Венеры

— О, Георг, как я люблю тебя!

— Я знаю это, Мария, и Бог да благословит твое нежное сердце, но только отчего твой отец так суров и непреклонен?

— Георг, он не глуп, но искусство считает глупостью… Он имеет кой-какое понятие в москательных товарах и ему кажется, что ты уморишь меня с голоду.

— Будь проклята его премудрость: она отзывается высокой проницательностью!

— О, зачем я не бессердечный лавочник, наживающий капитал, а Богом одаренный скульптор, не имеющий что кушать!

— Не падай только духом, мой верный Георг: все его предрассудки исчезнут, как только у тебя будут 50 тысяч долларов и…

— Пятьдесят тысяч чертей! Дитя! я еще должен за квартиру!

— Любезнейший господин, всякая болтовня излишня. Против вас я ничего не имею, но не могу же выдать мою дочь за пудинг из любви, искусства и голода, — а кроме всего этого, мне думается, вы ей ничего предложить не можете.

— Сударь, я беден, — я и не отрицаю это, — но разве слава ничто? Всеми уважаемый Баллами Фудль из Арканзаса признает мою статую Америки за выдающееся произведение скульптуры и он вполне уверен, что мое имя будет впоследствии знаменито…

— Болван! Ну, что понимает этот осел из Арканзаса в подобных вещах! Слава тут не при чем, вся суть в рыночной цене вашего мраморного пугала. Чтобы сделать его, вам пришлось работать полгода, и за это вам никто не даст более 100 долларов. Нет, сударь! Принесите мне 50 тысяч долларов и тогда можете получить мою дочь, — иначе я ее выдам за молодого Симпера. В вашем распоряжении ровно полгода, чтобы собрать эту сумму. А пока до свидания, сударь!

— О, я несчастный!

— О Джон, друг моего детства, я — несчастнейший из людей!

— Ты простофиля!

— У меня не осталось ничего, что я мог бы любить, кроме моей бедной статуи… Но и она даже не выражает мне никакого участия на своем холодном мраморном лице, — так прекрасна и так бессердечна!

— Ты болван!

— О, Джон!

— О, неразумная тварь! Разве ты не говорил, что имеешь шесть месяцев времени, чтобы собрать эти деньги!

— Джон, не глумись над моим несчастьем! Будь у меня 6 столетий, — что они помогли бы мне? К чему они бедному несчастному человеку без имени, без капитала и без друзей?

— Дурак! Трус! Идиот! Полгода времени, чтобы достать деньги. Да на это и 5 месяцев довольно!

— Ты с ума сошел!

— Полгода! да ведь это времени больше, чем надо. Я тебе достану деньги!

— Джон, что ты хочешь сказать этим? Каким способом на всем белом свете умудришься ты собрать для меня эту громадную сумму?

— Предоставь только это дело мне и не вмешивайся в него. Согласен-ли ты поручить мне его всецело? Поклянись, что покоришься всему, что бы я ни сделал, и обещай мне, что не станешь порицать никакое мое действие!

— У меня кружится голова, — мне дурно, — но, изволь, я клянусь!

Джон берет молоток и с невозмутимым спокойствием отбивает у Америки нос. Еще один взмах, — и два ее пальца падают на пол, — еще удар, и отлетает часть уха еще — и пальцы на ноге оказываются изувеченными и раздробленными, еще — и левая нога ниже колена превращается в кучку осколков.

Джон нахлобучивает шапку и уходит.

Георг 30 секунд с ужасом, молча, смотрит на искалеченное страшилище перед собою, а затем в судорогах начинает кататься по полу.

Джон вскоре возвращается с каретой, в которую забирает скульптора с разбитым сердцем и статую с разбитой ногой, и, тихонько насвистывая что-то, увозит с собой обоих калек. Скульптора он оставляет у себя на квартире, а сам с статуей едет дальше и вскоре исчезает на Via Quirinalis.

— Сегодня в два часа исполнится ровно полгода! О, адское мучение! Моя жизнь разбита! Лучше бы я умер! Вчера вечером я не ужинал, сегодня утром — не завтракал… Мне не на что сходить даже в кухмистерскую!.. Голоден-ли я? о, не говорите лучше об этом!.. Сапожник замучил меня до смерти, портной сидит у меня на шее, хозяин гонит меня вон с квартиры! Горе мне, несчастному! Джона я не видел ни разу после того ужасного дня! «Она» нежно улыбается мне, при встречах на улице, но бессердечный старик-отец суровым взглядом приказывает ей смотреть в другую сторону… Эй, кто там стучится в дверь? Кто опять преследует меня? Держу пари, это — злостная каналья — сапожник… Войдите!