Оулавюр Сигурдссон - Избранное

Но, завидев на равнине у подножия холма хутор ее отца, он оробел и забыл все слова, которые приготовил для нее. Это был даже не хутор, а роскошный дом с просмоленной кровлей, белыми стенами, большими вопрошающими окнами и чудесным флюгером на коньке крыши. Ему казалось, что по мере приближения к хутору сам он становится меньше ростом. Он уже не махал палкой, шагал медленно, глядя под ноги и тщательно выбирая, куда ступить, будто пробирался по неверной тропке через болото. Из головы не шли ядовито-рыжие заплатки на уродливых сапогах. Не сапоги, а настоящие страшилища! Боже, что подумает о нем Сигрун Мария, когда увидит эту отвратительную рвань, которую давно пора выбросить!

Возле дома никого не было. Он постучал в дверь три раза и обреченно ждал во дворе, крепко сжимая в руке палку. Отворил ему сам хозяин. Он был широкоплеч и лыс, весь его вид говорил о довольстве. Из ноздрей торчали волосы.

— Здравствуй, мой мальчик, — сказал он. Голос у него был низкий. — Я смотрю и думаю: кого это бог послал? А это, оказывается, ты!

— Да, — ответил юноша и поспешно полез за пазуху. — Я принес тебе письмо.

— Что? — удивился хозяин. — Письмо? От кого?

— Не знаю, — ответил парень, чувствуя, как на висках у него выступает пот. — Вчера вечером принесли с хутора, что на Гребне.

— А, ну так это опять старый Брандюр с Бугра со своей чепухой, — сказал хозяин и несколько раз кашлянул, словно у него запершило в горле. — Дай-ка сюда! — Он взял письмо, прищурился, разглядывая почерк, и вполголоса забормотал: — Очень важное. Срочное. Ну конечно, его каракули, пусть мне глаза выколют, если это не старик Брандюр!

Он тряхнул головой и шумно вздохнул.

— Заходи, мой мальчик, заходи, — произнес он, впрочем без особой приветливости, и первым прошел в комнату, указал ему на стул у стола, сел напротив и распечатал письмо.

— «Приветствую тебя, дорогой родственничек, — прочитал он вслух. — Дай бог, чтобы эти строчки застали тебя и твою семью в добром здравии и благополучии…» Ну так и есть, это старик Брандюр!

Он сунул руку в карман телогрейки, достал очиненное перышко и продолжал читать про себя, ковыряя в зубах; время от времени он хмурил брови и вздыхал, но тут же фыркал, прищелкивая языком.

Парень сидел ни жив ни мертв, не смея дышать и проклиная себя за то, что принес это треклятое письмо, которому, кажется, никогда не будет конца. На одной из фотографий на комоде он увидел Сигрун Марию в платье для конфирмации и услышал за дверью ее голос.

— Ну что за ерунда! Я уж не говорю о нахальстве! — сказал наконец хозяин, спрятал перышко, сунул письмо в конверт и равнодушно положил его на резную полку. — Скажи, мой мальчик, не забрел ли случайно в ваше стадо мой белый баран с бурым пятном в паху и на брюхе?

Белый баран с бурым пятном в паху и на брюхе? Нет, такого у них в округе не видели. В этом он совершенно уверен.

— Он не пришел вчера домой, чтоб ему пусто было, — сказал хозяин. — Куда же он запропастился? — С этими словами он вышел из комнаты, не закрыв за собой дверь. — Эй, вы там! Угостите чем-нибудь гостя! Мне надо в амбар.

После его ухода в комнате как будто сразу стало теплее и легче дышать. Парень не отрывал глаз от фотографии на комоде. Над зеленым миром его сердца вновь грянули трубы, он опять дышал таволгой и гвоздикой. За стеной послышались легкие шаги, и через минуту в дверях появилась Сигрун Мария, в синей вязаной кофточке с белыми полосками. Косы ее были свернуты в узел, скрепленный двумя круглыми гребенками.

— Не-ет! Неужели это ты? — воскликнула она.

Да, это был он.

— Здравствуй. — Она протянула ему мягкую ладонь. — Спасибо за прошлую встречу! [1] Традиционное исландское приветствие, особенно распространенное в провинции. — Здесь и далее примечания переводчиков.

— И тебе также.

— Своих овец ищешь?

— Нет. Принес письмо твоему отцу.

— От кого? — спросила она с любопытством и, не дожидаясь ответа, посмотрела на резную полку, схватила письмо, пробежала глазами убористые строчки и снова поспешно сунула письмо в конверт. — А, всего-навсего от старого Брандюра с Бугра!

Она пододвинула стул к окну, старательно пригладила аккуратный пучок, воткнула покрепче гребенки и несколько раз одернула кофточку, так, что белая полоска пришлась как раз на груди.

— Сейчас будет готов кофе, — сказала она. — Или ты торопишься?

— Да нет, — пробормотал он. — Не так чтобы очень.

— Тогда, может, расскажешь что-нибудь новенькое?