Джордж Мур - Эстер Уотерс

И тогда какая-то странная слабость овладела ею. Она увидела впереди еще одну бесконечную неделю изнурительной работы в подвальном помещении, огромный кипящий котел на огне, груду грязного белья в углу, пар, поднимающийся над корытом, и внезапно почувствовала, что у нее уже не хватит на это сил.

Она поглядела на сына; взгляд ее выражал отчаяние. Когда-то очень давно она шепнула ему однажды — он был тогда еще совсем крошечным младенцем, спящим у нее на руках: «Мой бедный мальчик, одно нам с тобой остается — работный дом». И сейчас она глядела на этого высокого юношу с большими серыми глазами и темными курчавыми волосами, и та же мысль сверлила ей мозг. Но она не позволила себе поделиться с ним своим отчаянием и сказала только:

— Просто не знаю, как мы с тобой выкрутимся теперь, Джек, да поможет нам бог.

— Ты слишком большие стирки берешь, мать. Ты себя изнуряешь. А ты не знаешь никого, кто бы мог нам сейчас помочь?

Эстер пристально поглядела на сына. Внезапно ей пришла на ум мысль о миссис Барфилд. Вероятно, она с дочерью где-нибудь на юге. Но если только миссис Барфилд в Вудвью, она не откажет ей в помощи. Эстер была в этом уверена. Джек сел писать письмо под диктовку Эстер, и ответ пришел быстрее, чем они ждали: миссис Барфилд прекрасно помнит Эстер; она только что возвратилась с юга и сейчас совсем одна в Вудвью; служанка ей очень нужна. Эстер может, если пожелает, приехать и поступить к ней на работу. К письму были приложены пять фунтов стерлингов, и миссис Барфилд выражала надежду, что эти деньги позволят Эстер без промедления покинуть Лондон.

И вот она снова здесь — стоит, охваченная странным волнением. Между деревьями проглянул знакомый церковный шпиль; волнистая линия холмов будила в ее душе мучительные воспоминания. Эстер знала, что скоро должны показаться белые ворота, но где они — она уже припоминала смутно; вместо того, чтобы свернуть направо, свернула налево, и ей пришлось пойти обратно. Калитка была сорвана с петель, и она с трудом ее отворила. Сторожка, в которой жил слепой привратник, игравший на флейте, была заколочена. Ограда парка пришла в негодность, и забредавший сюда скот обгрыз живую изгородь, а упавший вяз сломал часть усадебной стены и так и лежал в проломе.

Дойдя до чугунных ворот под зеленым сводом деревьев, Эстер замедлила шаг. Ведь здесь она впервые встретила Уильяма. Он повел ее мимо конюшен и показал ей стойло Серебряного Копыта. Ей вспомнились лошади; они то исчезали вдали среди холмов, то, спускаясь с холмов, возвращались обратно; одних заводили в конюшню, других выводили на прогулку, и повсюду был слышен стук копыт… А теперь здесь было тихо. Многие надворные строения стояли без крыш, и двор был завален хламом. Ей вспомнилось, как лучи заходящего солнца били в кухонные окна, вспомнилось, как слуги в белых колпаках хлопотали вокруг длинного стола. Теперь окна были закрыты ставнями, нигде не светился огонь, у двери на черный ход не было молотка, и Эстер остановилась в нерешительности. На секунду ее охватил страх… А что, если она не найдет здесь миссис Барфилд? Она стала обходить дом, пробираясь среди кустов, переступая через упавшие сучья и поваленные стволы деревьев; с верхушек лиственниц с шумом слетела стая грачей. Сердце у нее замерло от испуга, и она едва нашла в себе силы пробираться дальше сквозь разросшийся кустарник. Наконец она вышла на газон и, все еще дрожа от испуга, отыскала дверной звонок. Он был сорван и болтался на проволоке; слабое дребезжание нарушило унылую тишину пустого дома.

Но вот наконец огонек, шаги; дверь на цепочке приотворяется, чей-то голос спрашивает: кто здесь? Эстер назвала себя, дверь распахнулась, и служанка оказалась лицом к лицу со своей прежней хозяйкой. Миссис Барфилд стояла, высоко держа свечу, чтобы получше разглядеть Эстер. Она мало изменилась, и Эстер узнала ее сразу. Она сохранила свои великолепные белые зубы и улыбку молоденькой девушки; черты суховатого, удлиненного лица были все же те, но рыжеватые волосы так поредели, что приходилось делать косой пробор и зачесывать их набок, чтобы прикрыть голый череп; фигура была по-прежнему подвижна и грациозна. Все это сразу бросилось Эстер в глаза, а миссис Барфилд, со своей стороны, отметила, что Эстер порядком раздобрела. Лицо ее сохранило свою привлекательность, — простое, открытое, честное, как ее душа, — и в этом была сила ее обаяния. Она стояла, перебирая край жакетки в загрубелых руках, — сорокалетняя, крепко сбитая женщина из простонародья.