Степан Писахов - Я весь отдался Северу (сборник очерков)

– Болен?

– Болен.

– Что болит, что чувствуешь?

– Подожди, сейчас соображу.

Проверил себя всего.

– Есть хочу.

Так два с половиной месяца и купался. Пропуски делал в дни сильных ветров, когда из дома к дому ходили с помощью протянутой веревки.

Осенью в Петербурге я почувствовал какое-то покалывание в груди. Мне посоветовали идти к доктору Науку. Сказали, что честный, внимательный и не очень дорогой – визит 1 рубль. Наук строго сказал:

– О таких вещах, как сердце, легкие, нельзя говорить легко, – и внимательно меня выслушал. – Совершенно здоровы. Чего ради пришли ко мне? Сердце и легкие в полном порядке.

Я, одеваясь, рассказал о купании со льдины.

– Раздевайтесь. – Снова стуканье, слушанье. – Вам родители дали громадный капитал – здоровье. Исключительное, крепкое. Вам его надолго хватит. Ваши дедушка и бабушка, вероятно, никогда не лечились?

– Дедушка, бабушка – староверы и не признают докторов. И мама говорит: «Если доктора позвать, он навыдумывает разных болезней».

– Права Ваша матушка. Передайте ей привет. Пусть и дальше живет дальше от докторов. Купаться Вы можете, только другому никому не советуйте, – для этого надо иметь ваше сердце. У вас накожные нервные боли. А надо ли художнику лечиться от нервов? Это может походить на лечение от талантливости.

Я оделся и протянул рубль за визит.

– Со здоровых не беру.

Лет через пять я почувствовал утром острую боль в спине. С трудом оделся и добрался до Наука. Больных было много.

– Вы так страдаете, что идите вне очереди, – предложили мне.

Прошел вне очереди. Доктор помог раздеться, провел рукой по позвоночнику. Все прошло, боли как не бывало.

– Вас надо горячим утюгом прогладить. Шляетесь, отнимаете время. Заплатите за визит, чтобы неповадно было напрасно ходить.

– Доктор, я был пять лет назад.

– Хотя бы десять. Раз здоровы, не ходите.

Доктор Наук взял мою одежду, выкинул на середину зала ожидания:

– Полюбуйтесь. Здоровый отнимает у вас, больных, время.

И стыдно было одеваться при дамах и хорошо ощущать себя здоровым. Одевшись, я крикнул в кабинет доктора:

– Спасибо, доктор!

Я ехал на юг. В Константинополе мне сказали:

– Вы удачно едете. Скоро зацветет миндаль, зацветет алоэ!

Миндаль, алоэ!

Звучит-то как. Наконец-то я увижу что-то красивое-красивое. Увижу самое прекрасное. Поехал дальше. Увидал. Цветет миндаль. Ну да, цветет. Красиво. Да, очень красиво. Вишни и яблоки тоже красиво цветут, даже лучше на яркой зелени и в голубом небе.

Миндаль на фоне белого неба. От мельчайшей пыли, наполняющей горячий воздух, небо кажется белым.

А вот – алоэ – молодец! Увидал я этого хулигана за городом. Обломанный палками прохожих, истерзанный, безобразный алоэ расцвел большим огнистым цветком.

Как будто хулиган, голый, избитый, остановился у ворот огорода и улыбнулся!

Улыбнулся так ярко, так хорошо, что весь стал красивым!

– Молодец, Алоэ! Цвети! Ты хорош и растерзанный! Твой цветок поет, звенит! Какое нам дело до выхоленных цветов, богатых садов! Цвети, выгнанный, оборванный, цвети, обломанный.

Стоило ехать на юг, стоило спешить, чтобы видеть, как ты ярко, громко цветешь!

В 1907 году, уезжая с Новой Земли, взял камешек и сказал:

– Новая Земля, этот камень брошу в Большой канал в Венеции. Не попал в Венецию. Камень был в Иерусалиме, у Мертвого моря, у прудов Соломона, в Хевроне. В Хеврон и Вильгельма не пустили. Я был к великому испугу каймакама (градоправителя). Оный дал переводчика, двух телохранителей. Камень был на пирамиде Хеопса, в Колизее, был в Афинах. Но не в Венеции. Обмануть Новую Землю? Оттолкнуть прижавшуюся к руке вольную птицу? Тогда и Солнце не обнимет!

С хорошим человеком послал камень, заказал сказать:

– Новая Земля! Не довез, возьми!..

Вспомнил случай на базаре в Архангельске. Торговля шла тихо, день не базарный. Две торговки ругались без сердитости, просто не о чем было разговор вести… Одна назвала другу – барыня! Ох! Обруганная вскочила, она от обиды просто задыхалась! – Врешь, врешь! Всю жизнь была честной женщиной!

Ни одного дня не была барыней!!! Ах! Хотелось поблагодарить торговку. А было это лет пятьдесят с гаком тому назад! У нас бар и чинов не считали людьми (!) У них души нет…

Середка сыта – концы играют, руки машут, ноги пляшут, язык песенки поет.

Семь человек – печка.

Горница с улицей не спорница: на улице мороз, в горнице поморозница.