Свидание с Вами, кроме естественной радости после многих лет невольной разлуки, дорого для меня еще и потому, что, намереваясь вновь выступить в родной литературе, сильно нуждаюсь по старой памяти в Ваших добрых и мудрых советах.
Хотелось бы в конце жизни еще раз взглянуть в Ваши вдохновенные очи, услышать доброе слово, почерпнуть в них новые силы…»
В обширной мемуарной литературе о Горьком воспоминания Скитальца занимают свое определенное место, помогают воссоздать дорогие черты Максима Горького.
С огромной душевной симпатией рассказывает Скиталец о Л. Толстом, А. Чехове, В. Короленко, Н. Златовратском.
Воспоминания Скитальца — это своеобразные картины литературной и общественной жизни России в канун революции 1905 года.
Театр, опера, литературные журналы, вечера, собрания, демонстрации, петиции, протесты, новые произведения литературы — все это было проявлением огромного общественного подъема, охватившего страну.
Вот телешовские литературные «Среды», где собирался цвет тогдашней литературы… Горячие споры, обсуждения книг… «Среда» была «чистилищем», — вспоминает Скиталец, — через которое проходило каждое новое произведение ее участников прежде, чем попадало в печать». Это творческое объединение стало особенно активным зимой 1903 года, когда из провинции переселились в Москву все его участники. Именно здесь окрепли связи многих писателей, составивших ядро горьковского «Знания».
В воспоминаниях Скитальца дается характеристика литературной жизни реакционного лагеря. «После поражения революции 1905 года, — пишет Скиталец, — началась беспощадная расправа, водворилась на много лет гнетущая, тупая реакция.
Реакционный политический режим породил у части интеллигенции реакцию внутреннюю, психологическую, уныние, пессимизм и упадок духа, сказавшийся в потребности найти забвение в чем-то другом: искали суррогатов в опьянении себя вином, кокаином, половой распущенностью, азартной игрой; мрачным флером подернулось затуманенное сознание разочарованных душ, утративших веру в лучшее будущее.
«Все насмарку и всему конец» — приблизительно такими словами обозначали эту длительную полосу отчаяния и горького разгула».
Мотивы мрачной безысходности, уныния, пессимизма, мутным потоком хлынули на страницы журналов. Скитальцу, выходцу из глубин народных, убежденному демократу, претит вся эта пестрая нагота декадентщины. Разоблачению декаданса, его антигуманистической сущности посвящено немало страниц в романе «Дом Черновых».
Однако при всей определенности отношения Скитальца к декадентскому направлению в искусстве, страницы воспоминаний не дают политической оценки этого явления. Скиталец рисует как бы бытовую, «житейскую», по существу внешнюю сторону литературной реакции. В этой же связи следует сказать и о Л. Андрееве; его переход в лагерь антидемократического искусства Скиталец объясняет чисто психологическими, глубоко личными мотивами. Но в искусстве, как и во всякой иной сфере общественной жизни, прежде всего действуют неумолимые законы классовой борьбы, и логика этой классовой борьбы определяет поведение, взгляды, интересы, идеи и стремления представителей каждой из борющихся сторон.
Ошибочны взгляды Скитальца и в оценке русского футуризма. В очерке о В. Маяковском он пишет: «В поэзии в самом начале социального катаклизма в первые ряды призваны были футуристы — по духу их творчества революционеры и новаторы». Однако анализ исторических фактов не позволяет сделать такой вывод. Футуризм — одно из крайне правых буржуазных течений в искусстве, в котором заумное словотворчество было самоцелью, формалистические выкрутасы ничего общего не имели с подлинно революционными поисками новой формы и содержания в поэзии, проводившимися Маяковским.
Воспоминания Скитальца, над которыми он работал в последнее двадцатилетие своей жизни, входят существенной составной частью в творческое наследие писателя; они значительно расширяют наши представления о творческом облике писателя-реалиста Скитальца, бытописателя эпохи первой русской революции.
Великие события, свидетелем которых был Скиталец, заставили его поразмыслить над историческими перспективами и четче определить свое место в жизни народа, в судьбах родины. Разгромив интервентов, освобожденный народ приступил к строительству новой жизни. Страна быстро вставала из пепла и развалин. Новое, социалистическое властно входило в жизнь и заявляло о себе. И всякий честный наблюдатель по ту сторону наших рубежей, чей взгляд не был омрачен звериной ненавистью к победившему народу, кто способен был объективно судить о происходивших больших процессах в нашей стране, не мог не заметить этого нового, не мог не загореться желанием внести свой вклад в созидание новых форм жизни.
Читать дальше