Виллем Элсхот - Избранное

«Обслуживание на английском языке» осталось с тех времен, когда среди постояльцев был господин, живший некогда в Лондоне и хваставшийся знанием английского. Госпожа Брюло все еще помнила слов пять, вроде «yes», «no», «money», «room» и «dinner» [6] «Да», «нет», «деньги», «комната» и «обед» (англ.). .

Воздадим кесарю кесарево. К чести госпожи Брюло следует сказать, что питание, за исключением некоторых второстепенных блюд и яиц, действительно было не таким уж плохим. Продукты она покупала самолично, а приготовление пищи возлагалось на кухарку, которой помогала горничная, тоже умевшая вполне прилично готовить. Обед и ужин, подававшиеся в полдень и в семь часов вечера, были одинаковы для всех постояльцев. Однако плата за пансион была очень разная. Это зависело от многих факторов, а именно от размера, расположения и обстановки комнаты, которую занимал постоялец, количества съедаемой пищи, финансового престижа страны, откуда он прибыл (американцы, к примеру, платили, как правило, больше, чем поляки и армяне), и, наконец, от здоровья и возраста, определяющих количество причиняемых хозяйке хлопот. Новичка брали в пансион не иначе как с недельным, а то и месячным испытательным сроком и только в том случае, если у госпожи Брюло при первом знакомстве сложилось о нем благоприятное впечатление; принимался во внимание также вес и объем привезенного багажа. Однако это последнее обстоятельство со временем потеряло свое значение, ибо огромные чемоданы несколько раз самым печальным образом подводили госпожу Брюло.

Госпожа Брюло очень часто ошибалась и оценке своих новичков, хотя за долгие годы могла бы приобрести умение разбираться и людях, столь важное для ее профессии. Так, она никак не могла избавиться от предрассудка, что толстяки едят и пьют много, а худые — мало, забывая о том, что тучные люди часто соблюдают диету, а у худых может быть солитер, что, естественно, является настоящим бедствием для пансиона. Случалось с ней также, что она нет-нет да и пускала мерзавцев, не желавших платить, хотя и не раз клялась богом и всеми святыми, что больше никогда не попадется на эту удочку. Впрочем, не так-то легко было оградить от паршивых овец заведение, которое пыталось поддержать свое доброе имя, никогда не требуя платы вперед, ибо, как водится в деловой жизни, фирме Брюло приходилось постоянно бороться с происками и интригами бессовестных конкурентов.

Вот один из примеров. Госпожа Дюран, хозяйка пансиона «Родной дом», находившегося в этом же районе, пустила к себе однажды четырех сербов, посланных своим правительством в Париж для основательного изучения последних достижений в области противопожарной защиты и в обучении умственно отсталых детей. Им предоставили все самое лучшее, а платить должно было посольство Сербии, сотрудника которого они даже приглашали к обеду, чтобы представить госпоже Дюран, и она была очень польщена таким знаком внимания. Но в один прекрасный день в «Родном доме» поселился брюсселец, который, услыхав разговор четырех сербов, признал в них своих земляков. Отчаяние госпожи Дюран усугублялось тем, что, согласно договоренности, она не могла отказать им от пансиона, не предупредив об этом за месяц, так что «сербская делегация» имела право прожить у нее еще тридцать один день. Однако после долгих препирательств было достигнуто соглашение, приемлемое для обеих сторон. Господа обязались немедленно покинуть «Родной дом» при условии, что хозяйка со своей стороны даст честное слово не вмешивать в эту историю полицию и укажет членам «делегации» приличный пансион, где они смогут продолжать свои занятия. Соглашение было выполнено, и в результате четверо «сербов» обосновались в «Вилле роз», где и прожили пять месяцев.

Таким образом, следует признать, что сорокапятилетней госпоже Брюло приходилось нелегко, особенно если учесть, что ее супруг мало занимался делами пансиона, а она сама к тому же еще служила инспектором в Управлении благотворительными заведениями города Парижа. Ее обязанности заключались в посещении рожениц, живущих на средства благотворительности, и это приносило ей еще двести пятьдесят франков в месяц.

Госпожа Брюло тщательно разделяла кассу пансиона от денег, которые зарабатывала в управлении, и, если ей после таких случаев, как, например, с «сербами», приходилось залезать в свою личную копилку, она никогда не упускала случая спросить господина Брюло, видит ли он или, может быть, он не видит, что она вкладывает в дело свои собственные деньги.