Эдуард Вильде - В суровый край

Как бы ни были тягостны заботы и беспросветная нужда, у Яана было нечто, что поддерживало его и придавало ему силы, что наполняло его сердце гордой радостью. Любовь Анни. За что она его полюбила — он не мог понять. Все было точно во сне. Яан и сейчас немало дивился, когда вспоминал, как они сблизились, а вспоминал он часто. Он испытывал такое чувство, словно, проснувшись в одно прекрасное утро, обнаружил у себя в изголовье сокровище, неведомо откуда появившееся. Он чувствовал себя бесконечно богатым, и это ощущение счастья заглушало все другие чувства, в том числе и боязнь, что сокровище может так же внезапно исчезнуть, как и появилось.

Что их сблизило? Бог ведает. Поначалу Яан не раз задумывался над тем, как могла красивая, богатая, молодая девушка завести дружбу с нищим, босоногим парнем, да еще против воли родителей. Это казалось ему чудом, которому нельзя найти объяснения. Но вскоре Яан свыкся с ним, и оно уже не казалось ему странным и сверхъестественным. Он перестал гадать и раздумывать — пусть будет как есть.

Сам Яан почти не пытался завязать такие отношения. Правда, он всегда приветливо смотрел на серьезную, умную девушку, но не больше. Вначале он лишь замечал, что их склонности совпадают: оба они любят животных и книги. Оба радовались, когда видели, что и животные их любят и что книга, которая нравится одному, нравится и другому. Им было приятно, когда оказывалось, что какое-нибудь место в книге волнует обоих.

Вполне возможно, что были и другие связывающие их нити, о которых они сами и не догадывались. Например, хотя бы то, что Анни с явным удовольствием слушала Яана, когда он читал. Возможно, что в голосе Яана было какое-то очарование. Он действительно говорил и читал так, что заставлял себя слушать; его голос звучал как-то свежо, умиротворяюще, в том, как он читал, было что-то новое, словно в только что испеченном деревенском хлебе. А Яана, может быть, привлекала та детская жадность, то увлечение, с каким Анни слушала его или просила что-нибудь объяснить.

Хороши были вечера на хуторе Виргу, когда под сонное жужжание веретен Яан читал вслух книги, взятые у знакомых или купленные на свои трудовые гроши на ярмарке! С каким увлечением читал он женщинам при тусклом свете лампы страшные рассказы о разбойниках и домовых, рыцарские романы, чувствительные истории и любовные стихи! И все это тайком от хозяина. Лишь когда старик отправлялся спать — а ложился он обычно рано, — Яан появлялся по просьбе батрачек со своими «греховными» книжонками. Бояться, что кто-нибудь выдаст, не приходилось, так как хозяйка была женщина добрая, тихая и сама страдала от строгости и чрезмерного благочестия мужа, а сестры Анни, батраки и работницы слишком любили эти вечерние чтения, чтобы кому-либо пришло в голову прекратить их.

В памяти Яана ярко запечатлелись два случая.

Три года назад, когда умерла добрая, кроткая мать Анни, на другой день после похорон Яан встретил девушку. Печаль ее была глубока. Она не так много плакала, как другие сестры, но достаточно было взглянуть на нее, чтобы увидеть, как ей тяжело. Подняв на Яана глаза, она сказала:

— Теперь у меня никого больше не осталось.

— А отец, а сестры? — возразил Яан.

Но Анни тихо покачала головой. Потом сказала просто:

— Только ты один.

— Я?

— Да, ты.

Она отвернулась и ушла понурив голову. А Яан был так ошеломлен, что не мог вымолвить ни слова. Он только стоял и растерянно глядел ей вслед.

Спустя некоторое время Яан с другими деревенскими парнями однажды в ночь под воскресенье ходил к девушкам. Анни случайно узнала об этом. На следующий день она пришла к Яану. С виду девушка казалась спокойной.

— Ты в прошлую ночь был у лангуской Мари, — сказала она. — Ты можешь бывать у нее, можешь бывать и у других, я не имею права тебе запретить, но… мне так тяжело и больно…

Поглядев на нее, Яан испугался: такого покорного, молящего выражения, без малейшего оттенка досады, он еще ни у кого не видел. Он ничего не ответил Анни, но с этой минуты твердо решил никогда больше не ходить ни к лангуской Мари, ни к кому-либо еще. Он сдержал свое обещание и вскоре убедился, как благодарна ему за это Анни, — таким безграничным счастьем светилось ее лицо.

А когда как-то в праздник Анни увидела его пьяным, он на другой день мучился от стыда и, придя к ней, умолял простить его.

Эти случаи еще сильнее сблизили их. Они никогда не говорили о своей любви, не рисовали себе картин будущего, не обнимались и не миловались. Они жили врозь, ничего не ожидая, ни на что не надеясь. Но они чувствовали себя связанными крепко, нераздельно, наперекор всему. Они не обращали внимания на косые взгляды, не замечали придирок, клеветы и насмешек. Они даже не сознавали, насколько крепко они привязаны друг к другу.