Скиталец - Кандалы

— Не вели! — вполголоса советовал ему дядя, — беды наживем!

Но племянника словно бес обуял.

— Валяй! — разрешил он.

Овечья Харя с горящей головней в руке в восторге бегал вокруг стога и тыкал ею в сухое, рыхлое сено.

Стог занялся со всех сторон.

Маленькие огоньки, дымясь тонкими струйками, быстро побежали кверху и, разрастаясь пламенным кольцом, охватили стог.

Повалил черный дым, сквозь который взвивались и трепетали большие крылья яркокрасного пламени. Огонь завыл с неожиданной силой и свирепостью, отчасти озадачив поджигателей…

— Не надо бы! — укоризненно вздыхал Лавр, — будет нам нахлобучка!

Все молчали, готовые остановить неожиданную и еще не виданную ими ярость огня.

У многих сердце заныло раскаянием и тяжелым предчувствием. Только Овечья Харя веселился и — притворно ли, нет ли — плясал, крича, как пьяный:

— Пожар Трои!

Вдруг по лесу раздались звонкие, быстрые удары лошадиных копыт: к ним вскачь на неоседланной лошади примчался знакомый мужик Абрам Царев, дежуривший в этот день при пожарном лабазе. Он был сердит и бледен, с растрепанной головой и бородой, без шапки и пояса, босой.

— Хто это зажег? — грозно закричал он, осадив лошадь.

Дым черною тучей расстилался над лесом.

Ребята несколько смутились, но потом хором закричали:

— Нам Иван Листратов велел!

Абрам разразился отборной бранью.

Тогда Вукол вышел вперед и сказал спокойно:

— Это я зажег!

Мужик хотел сгрести парнишку за волосы, но раздумал: мальчишка-то нездешний, из большого села — внучонок деда Матвея, семья справная, да и Елизара знал он: всей округе известен Елизар. Выругался еще раз, погрозил компании кулаком и что есть мочи ускакал обратно.

Когда он скрылся за перелеском, все переглянулись.

— Зачем ты на себя взял? — тихо спросил Вукола дядя, — ведь Степка зажигал?

— Я не отрекаюсь, знамо я! — подтвердил Харя.

— Говорил я вам — не надо! — резонно продолжал Лавр, — за поджог в острог сажают!

— В остро-ог? — испуганно вскричал Аляпа и вдруг захныкал.

— Аляпа! — засмеялись все, — струсил?

— Это все ты! — загалдели остальные, надвигаясь на Степку.

Харя присмирел, виновато попятился, озираясь по сторонам и, повидимому, выбирая момент, чтобы дать стрекача.

— Острог не острог, а отвечать придется! — сказал Лёска, — и поделом!

— На тебя и покажем, Степашка! Все — «зажгу», да «зажгу». Вот и зажег!

— Да ведь Вукол на себя берет!

Начался спор.

— Стойте! — наконец, сказал Вукол и стукнул об землю палкой, — нечего перекоряться: всем надо стоять за одно! виноват я один, я разрешил Степану, он и послушался!.. Ведь сами же вы меня выбрали, вроде как старшину… ну, я и должен быть в ответе! Слушайте, что я придумал!

Он помолчал, опираясь на палку. Все сдвинулись в кружок. За спиной Вукола стоял Лавр, собиравшийся что-то шепнуть племяннику, но тот, не слушая советника, продолжал:

— В острог сажать вас никого не будут! вы все скажете, когда вас спросят: зажег я, один, без вас!..

Дядя дернул его за рукав, но Вукол тихонько отвел его руку.

— А как же ты… — взволнованно вырвалось у Лавра, но Вукол перебил:

— Я убегу домой!.. Ничего, шестнадцать-то верст отмахаю до вечера!.. Валите все на меня, а я уж далеко буду, пройдет время, все и забудется!.. Ну, прощайте! Пойду сейчас марами, а вы скажете, что, мол, по большой дороге пошел!.. живо стрекача по домам! До будущего лета!

Все выслушали эту речь молча. Потом понемногу стали пятиться в разные стороны, не глядя на него. Первым стреканул Харя.

Стог превратился в исполинский жаркий костер, пламя вздымалось к небу, красным светом освещало темнеющий лес и поляну, на которой лежали длинные тени.

Ребята разбежались. Перед пылающим стогом остались только двое: дядя и племянник.

В глазах Лавра стояли слезы.

— Ты что? — сурово спросил Вукол, а у самого заныло в груди.

— Вукол! — Лавр поперхнулся, губы его задрожали, голос осекся, — куда ты теперь пойдешь за шестнадцать верст? ведь скоро ночь будет!

Племянник сделал нетерпеливое движение.

— Некогда рассуждать! Сейчас Абрам взбулгачит народ! Если я останусь — не на кого будет сказать… все перепутаемся!

Он шагнул вперед.

— Вукол! — повторил Лавр.

У Вукола защемило сердце: острая жалость и любовь к другу смешались с сознанием происшедшей беды. Он не ответил и зашагал по дороге. Дядя бежал за ним сзади.

Они пошли не через мостик, где произошла когда-то сцена дедушки с Чалкой, а прямиком; чтобы с кем-нибудь не встретиться, переправились через ручей по срубленному дереву.