Скиталец - Кандалы

Он помолчал, кряхтя и опираясь жилистыми руками о края телеги. Сгорбившись, походил на птицу, готовую взлететь.

— А ты что строишь? — помолчав, спросил он Елизара.

— Строил давно самокатку, бросал и опять принимался… Хочу теперь опять попробовать… Ты вот мельник, а я на заводах с младости работаю… видал много моделей. Модельщик я… Заглядывал в книги… Оказывается — физику надо знать: без эфтого знания стукаешься лбом обо все, как слепой…

— Вот то-то и оно: как жук на нитке…

— Но главная моя мысль не в эфтом!.. другая, высшая, большая мысль! — вздохнул Елизар.

— Какая?

Елизар тряхнул кудрями, помолчал и сказал, понизив голос:

— Паровой самолет — вот мысль!

Мельник взмахнул руками, всплеснул ладонями, чуть не вывалился из телеги и опять уцепился за наклеску. Потом, тоже понизив голос, прошептал:

— По совести скажу тебе, и я бьюсь! Не выходит! Заминка!.. Не по себе дерево рубим…

— Молчи! — досадливо прервал Елизар. — Опыты нужны! опыты! Пройдет, может, тысяча лет, не только самолет выдумают, а вся жизнь изменится, перевернется весь мир… всю работу будет исполнять машина, а человеку останется только один — самый высший труд — мысль!.. ты вспомни, оглянись назад, чего человечество достигло? Давно ли пошли пароходы и паровозы? А ведь до эфтого только в сказке Иван-дурак по щучьему веленью на печке-то ездил!.. Над англичанином Фультоном, который паровик приспособил, смеялись все, никто не верил, никто не поддержал, с голоду помер гений!.. А вышло по ево!.. И конечно — вместо ковра-самолета — полетит паровая машина! Полетит! В эфтом нет никакого сомнения!.. И на самокатках будут ездить очень даже в скорое время… но когда-нибудь откроют и вечный двигатель!

— Может быть! не при нас только!

— А как знать? Наука чудеснее всяких чудес!.. Мысль работает не только у тебя да у меня!.. може, тысячи голов, не нам чета, бьются… и я верю: добьются люди! беспременно!

В задке телеги лежали деревянные зубчатые колесики — одно побольше, другое — поменьше, деревянный ящик, а с телеги свешивались два длинных лубка, похожих на паруса с прицепленной к ним проволокой. Ребятишкам хотелось потрогать и повертеть зубчатые колесики, подержать проволочные прутья. Вукол протянул было руку, но отец строго погрозил ему пальцем и продолжал непонятный разговор.

Телега катилась через Шиповую поляну к высоченным осокорям, уходившим в небо своими вершинами, гудевшими под теплым ветром. Они грядой стояли на самом краю высокого глинистого обрыва, и сквозь ветви их мелькало серебро широкой реки. Бойкая лошадка бежала по мягкой дороге весело и быстро, ветер дул сбоку, сдувая на сторону ее хвост и гриву.

Мельник остановил телегу, въехал под тень осокорей. Они были так громадны, что лошадь с телегой и люди на ней показались игрушечными, верхушки деревьев словно уходили в облака: на старом пне спиленного осокоря могла уместиться телега. Шум широко раскинутых серебристых ветвей сливался в торжественно плывший струнный гул. Несколько громадных деревьев, подмытых половодьем под самые корни, свалились верхушками вниз и лежали, как поверженные великаны, с обнаженными корнями, с еще зелеными ветвями. Внизу обрыва мчался бурлящий, клокочущий рукав Волги, почти такой же широкий, как и она, — Проран, излучиной отделившийся от Волги, от которой его отделял узкий продолговатый остров, густо поросший молодым тальником. За островом Проран, огибая его, опять соединялся с коренной Волгой, образуя как бы взморье шириною в несколько километров.

— Взмор! — сказал Лавр восторженно, показывая на остров.

Далеко на горизонте чуть синел горный берег Волги и высилась горбатая, подобная туче, сумрачная гора Бурлак. Ниже горы по течению Волги едва можно было различить небольшой городок с несколькими церквями и знакомой башней, напоминавшей сахарную голову.

Лошадь выпрягли и привязали к телеге, поставленной близко к стволу дерева в несколько обхватов. Толстые сучья простирались над обрывом. Глубоко внизу ревел Проран, винтом крутилась его страшная быстрина, взбивая желтоватую пену. У воды стоял рыбацкий шалаш, и несколько рыбаков сидели на берегу с длинными удочками, укрепленными на колышках. На приколе качались три-четыре лодки.

С любопытством, подняв головы, рыбаки смотрели, как Челяк и Елизар копошились около телеги, стуча молотками.

С Шиповой поляны подошли зрители — парни, девки, ребятишки, — образовалась толпа. Челяк сердито закричал на них, чтобы отошли подальше.