Артур Шницлер - Тереза

Больше гостей не было, обед прошел совсем как в прежние времена, спокойно и тепло. И если бы Тильда не рассказывала много интересного о своем путешествии и о своей новой родине, то можно было бы подумать — господин Вольшайн не мог этого не отметить, — что она вообще никуда не уезжала. Однако больше, чем о красотах природы и городах, которые она повидала, больше, чем о доме с огромными цельными стеклами в окнах и множеством цветов, в котором она жила, она говорила о часах, которые провела наедине с небом и морем, лежа на палубе судна. И хотя она, верная своей натуре, превозносила в первую очередь эти драгоценные для нее часы одиночества, Тереза чувствовала, что эти одинокие часы, когда девушка предавалась мечтам, были для Тильды главным и самым глубоким переживанием ее путешествия, куда более значительным, чем посещение южноамериканского поместья, о котором она рассказывала, чем вечерний вид с холмов вокруг Рио-де-Жанейро на бухту, горящую ста тысячами огней, даже чем танец с молодым французским астрономом, который на том же судне направлялся в Южную Америку, чтобы наблюдать затмение Солнца. Вскоре после обеда Тереза откланялась в слабой надежде, что Тильда станет уговаривать ее остаться. Однако та и не подумала. Она вообще избегала говорить о планах на ближайшие дни и ограничилась сердечной, но ни к чему не обязывающей репликой:

— Надеюсь, мы с вами еще увидимся до моего отъезда, фройляйн.

— Надеюсь, — робко повторила за ней Тереза и добавила: — Пожалуйста, передайте от меня привет господину Веркаде.

И, держа в руке пакетик с шоколадом и платочками, попрощалась и медленно спустилась по лестнице — бывшая учительница, которой замужняя ученица привезла что-то в подарок, потому что так полагается.

Дома она провела очень грустный вечер, за ним последовали два не менее грустных дня, когда ни от господина Вольшайна, ни от Тильды не было никаких известий, и недобрые мысли появились у нее в голове.

Однако на третий день, уже рано утром, господин Вольшайн явился лично. Он приехал прямо с вокзала, куда проводил Тильду, неожиданно уехавшую раньше, чем она полагала, в связи со срочной телеграммой ее супруга. Ах, милая Тильда, она считает себя самостоятельнее и сильнее, чем она есть. Как торопливо и взволнованно она вскрывала депешу, как потом нахмурила лоб и коротко рассмеялась и как сильно залилась краской — от злости или от радости, было трудно понять. Во всяком случае, она опять сидела в экспрессе, увозившем ее в Голландию, в объятия нетерпеливого супруга. Тильда очень сожалела, что не увиделась с фройляйн Фабиани еще раз, и передает ей самые искренние приветы. А теперь он хочет еще кое-что ей рассказать, очень приятное и радостное. И Вольшайн спросил Терезу, не может ли она догадаться, что именно? Он взял ее за подбородок и поцеловал в кончик носа, словно маленькую девочку, как, к неудовольствию Терезы, имел обыкновение делать, находясь в хорошем настроении.

Тереза, к сожалению, не могла догадаться, что это была за радость. Может, все-таки?.. А вдруг приглашение? Приглашение в Голландию на Троицу? Или на лето, на виллу в Зандворте? Нет, все не то. По крайней мере, в этом году такое приглашение не планируется. Так что же? Она как-то не слишком сильна в отгадывании загадок, пусть уж он будет добр сообщить, чему она должна обрадоваться.

Тильда вчера за столом сказала фразу, которую, в сущности, от нее можно было ожидать, только все это получилось очень уж неожиданно. «Знаешь, отец, — сказала она, — почему бы тебе, собственно говоря, на ней не жениться?» — «На ком это?» Господин Вольшайн рассмеялся: уж не считает ли его Тереза каким-то донжуаном, который выбирает среди множества дам? Нет, Тильда имела в виду несомненно только фройляйн Терезу Фабиани: «Почему бы тебе, собственно говоря, на ней не жениться?» Тильда просто не могла взять в толк, почему он, Вольшайн, не берет Терезу в жены. Видимо, эта маленькая умная дама сразу поняла, какие у них отношения, она уверяла, что догадалась по тому, как он писал в письмах имя Терезы. Да, в графологии она тоже разбирается. И еще она добавила: «Это был бы очень разумный поступок с твоей стороны. Я благословляю вас». Ну, что скажете на это, фройляйн Тереза?

Тереза улыбнулась, но ее улыбка была отнюдь не радостной. А господин Вольшайн удивился, что не получил никакого ответа. И чуть ли не больше него удивилась сама Тереза. Ибо то, что бурлило в ее сердце, было не радостью и уж конечно не ощущением счастья. Скорее то было беспокойство, если не тревога, то был страх перед большими изменениями, которые такое событие вызовет в ее жизни и к которым она — немолодая, привыкшая к самостоятельности фройляйн — не сумеет легко примениться. А может, то была боязнь оказаться привязанной на всю оставшуюся жизнь к этому мужчине, которому она хоть и симпатизирует, но любовь которого ей, в сущности, безразлична, временами неприятна и большей частью смехотворна? А может, она испытывала и страх перед неприятностями, которые в связи с ее замужеством вполне способен причинить ей сын и с которыми Вольшайн вряд ли справится или даже постарается так или иначе отыграться на ней?