Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 6.

[А всё-таки он был неглупый человек,]

[перед новым заказчиком,]

[милый друг,]

[Надо молодежи перебеситься.]

Силки, которые ставятъ для ловли фазановъ.

Как известно, в начале этого года Толстой для уплаты проигрыша в клубе взял у Каткова 1000 р. под свой кавказский роман. Он писал об этом Боткину за границу 7 февраля 1862 г. так: «Я здесь — в Москве — отдал всегдашнюю дань своей страсти к игре и проиграл столько, что стеснил себя, вследствие чего чтобы наказать себя и поправить дело взял у Каткова 1000 р. и обещал ему в нынешнем году дать свой роман Кавказский. Чему я, подумавши здраво, очень рад, ибо иначе роман этот, написанный гораздо более половины, пролежал бы вечно и употребился бы на оклейку окон». (См. «Толстой. Памятники творчества и жизни», вып. 4-й, М. 1923, стр. 86.) Об этом же говорится в письме Тургенева Фету 5 марта. См. «Мои Воспоминания» Фета, I, 393-4. —Толстой вспоминает об этом случае 36 лет спустя в письме к В. Г. Черткову, когда возникла мысль напечатать «Воскресенье» и деньги употребить в пользу духоборов („Листки «Свободного Слова»“, № 1, ноябрь 1898 г.).

См. т. 46, стр. 107.

Там же, стр. 145, 146.

Невозможно согласиться с автором примечаний к изданию «Дневника молодости» (1917 г., М., стр. 241), будто под «Очерками Кавказа» надо разуметь повесть «Казаки». Запись 19 окт. дает определенную по пунктам программу этих «Очерков», ни одной чертой не совпадающую с «Казаками». Рассказы Епишки» конечно, дали материал для бытовой стороны повести, но и только; о «Казаках» же в октябре говорить мы не имеем никакого права.

Интересно, что 51 год спустя Толстой вспомнил об этом опыте. На вопрос П. И. Бирюкова, писал ли он стихи, JI. Н. ответил: «Стихотворения пробовал писать: «Казачки [казачья?] встреча», но слава богу ничего не вышло». («Яснополянские Записки» Д. П. Маковицкого, вып. I, изд. 1922 г., запись 31 дек. 1904 г.)

Под словом «Встреча» здесь мы разумеем обработку стих. «Эй Марьяна», составившую одну из глав начала повести и дошедшую до нас именно с этим заглавием (она печатается выше). Было бы неправильно усматривать тут первое упоминание о «Встрече в отряде». Впервые мысль о последнем рассказе пришла Толстому в конце этого года (запись дневника под 3 дек.), где он обозначен заглавием «Пропащий человек». Тогда Толстой, выбирая, с какого из четырех пришедших в голову сюжетов начать, не остановился на «Пропащем человеке». И действительно, всякие следы этого рассказа на 3 года исчезают из дневника. Ясно, что он не был тогда начат. Когда же, в ноябре 1856 г., он стал писаться, его имя было «Разжалованный. Из кавказских воспоминаний». Это заглавие и стояло в приготовленной для набора копии. Но встретились цензурные затруднения (дневник 1856 г.); тогда в копии слово «Разжалованный» было заменено словом «Гуськов», но в последнюю минуту и «Гуськов» был заменен «Встречей в отряде». Копия дошла до нас со всеми этими переменами. Итак, ранее конца 1856 г. и рассказа наверно не было, и во всяком случае он не назывался «Встречей».

В дальнейшем мы вернемся к этому письму.

Откинуто было и имя героя — Губков или Дубков, перешедшее в писавшееся одновременно «Отрочество»; в конспективных набросках между главами впервые мелькнуло имя Ржавского, удержавшееся за героем почти до 1860 года.

В особенности этой не трудно усмотреть элемент автобиографический, если сопоставить с нашим отрывком запись дневника 1851 г., сделанную в Тифлисе и начинающуюся словами: «Я никогда не был влюблен в женщин».

«Толстой. Памятники творчества в жизни», вып. 4, М., 1923 г., стр. 57. Быть может, одним из начал был вар. № 15, открывающий действие событием на кордоне.

Трудно допустить, чтобы Толстой мог тут думать о Елизавете Ксаверьевне Воронцовой (1792—1880) — жене наместника, уже по ее возрасту; вероятно перед ним вставал образ жены сына наместника, той самой Марьи Васильевны, которую он позднее показал нам в «Хаджи-Мурате».