Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений. Том 42

Но чужая душа — потемки. Как же я узнаю внутренние побуждения человека, известные только ему самому?

И выходит, что человек не может судить человека, т. е. осуждать или оправдывать его, ни хвалить, ни порицать.

Эпиктет.

Желая судить меня, будьте не со мной, а во мне.

Мицкевич.

Добрым так же трудно предполагать зло в других, как злым предполагать доброе.

В спорах забывается истина. Прекращает спор умнейший.

Главное наше несовершенство в нашем внутреннем зрении: мы страшно дальнозорки для того, чтобы увидать дурное в других, но дурное в нас невидимо для нас.

Браун.

Тот истинно благороден, кто легко прощает заблуждения людей и в то же время так боится сделать что-нибудь дурное, как будто он никогда никого не прощал.

Плиний Младший.

Как только начинаешь судить человека, помни о том, чтобы не сказать про него дурного даже и тогда, когда ты наверно знаешь про это дурное, а тем более когда ты не знаешь, а повторяешь только чужие слова.

Большая часть поступков людей совершается не по рассуждению, даже не по чувству, а по бессознательному подражанию, по внушению.

Поступки, совершаемые по внушению, могут быть добрые и злые. Только поступки, совершенные сознательно, по требованиям совести, не могут быть дурными. А между тем на тысячи поступков, совершаемых нами по внушению, едва ли найдется один, совершаемый сознательно.

Просвещение есть выход человека из своего, им же самим поддерживаемого ребячества. Ребячество состоит в его неспособности пользоваться своим разумом без руководства другого. И ребячество это поддерживается самим же человеком, когда причина его лежит не в недостатке разума, но в недостатке решительности и мужества пользоваться им без руководства другого.

Кант.

Имей мужество пользоваться собственным разумом. Это руководящее правило для просвещения.

Кант.

Если бы человек из всех голосов, говорящих в его душе, мог бы безошибочно узнавать голос своего истинного, вечного я , он никогда бы не ошибался, не делал зла. Для этого-то и нужно знать самого себя.

Посмотрите внимательно на причины невежества народных масс, и вы увидите, что главная причина никак не в недостатке школ и библиотек, как мы привыкли думать, а в тех суевериях, которые внушаются им и, не переставая, поддерживаются в них всеми средствами внушения теми людьми, которым выгодны эти суеверия.

Истинное просвещение распространяется только примером нравственной жизни. Вся же мнимо просветительная деятельность школ, книг, газет, театров и т. п. не только не имеет ничего общего с просвещением, но большею частью прямо противоположна ему.

Всякий раз, когда чувствуете, что готовы поступить не по рассуждению и не по внутреннему своему побуждению, а по внешнему, чужому воздействию, остановитесь и подумайте, хорошо или дурно то внушение, которое влечет вас.

Кроме всех бедствий и ужасов войны, одно из величайших зол ее — это извращение умов: существует войско, военные издержки, надо объяснить это. Разумно объяснить нельзя, и потому извращается разум.

Вот что говорит в сказке Вольтера выставляемое им лицо Микромегас, существо с другой планеты, разговаривающий с людьми:

— О вы, разумные атомы, в которых вечное существо выразило свое искусство и свое могущество, вы, верно, пользуетесь чистыми радостями на вашем земном шаре, потому что, будучи так мало материальны и так развиты духовно, вы должны проводить вашу жизнь в любви и мышлении, так как в этом настоящая жизнь духовных существ.

На эту речь все философы покачали головами, и один из них, наиболее откровенный, сказал, что за исключением малого числа мало уважаемых деятелей, всё остальное население состоит из безумцев, злодеев и несчастных.

— В нас больше телесности, чем нужно, если зло происходит от телесности, и слишком много духовности, если зло происходит от духовности, — сказал он. — Так, например, в настоящую минуту тысячи безумцев в шляпах убивают тысячи других животных в чалмах или убиваемы ими, и так это ведется с незапамятных времен по всей земле.

— Из-за чего же ссорятся маленькие животные?

— Из-за какого-нибудь маленького кусочка грязи, величиной с вашу пятку, — отвечал философ, — и ни одному из людей, которые режут друг друга, нет ни малейшего дела до этого кусочка грязи. Вопрос для них только в том, будет ли этот кусочек принадлежать тому, кого называют султаном, или тому, кого называют кесарем, хотя ни тот, ни другой никогда не видал этого кусочка земли. Из тех же животных, которые режут друг друга, почти никто не видал того животного, ради которого они режутся.