Чарльз Диккенс - Колокола (пер.Врангель)

— Она легка, какъ перышко, — продолжалъ Тоби, слова котораго также быстро чередовались, какъ и его маленькіе шажки, такъ какъ онъ ни за что не хотѣлъ чтобы Фернъ успѣлъ ему высказать благодарность. — Право, она легче павлиньяго пера; о, несравненно легче! А, вотъ мы сейчасъ и дома, мы даже пришли уже! Первый поворотъ направо. Дядя Билль, пройдите эту помпу и заверните налѣво, какъ разъ напротивъ кабака. Ну вотъ, мы и пришли! Переходите улицу, дядя Билль, и замѣтьте на углу торговца почками. Такъ! Идите теперь вдоль конюшни и остановитесь возлѣ черной двери, на которой написано на доскѣ: «Т. Вэкъ, посыльный». Ну, дошли, слава Богу, наконецъ. Вотъ то мы поразимъ тебя, дорогая моя Мэгъ!

Едва онъ успѣлъ произнести эти слова, какъ въ полномъ изнеможеніи, запыхавшись, опустилъ дѣвочку на полъ, посереди комнаты. Маленькой незнакомкѣ достаточно было разъ взглянуть на Мэгъ, чтобы съ полнымъ довѣріемъ кинуться ей на шею.

— Вотъ мы и дома! Вотъ мы и дома! — кричалъ Тоби, двигаясь вокругъ комнаты. Идите сюда, дядя Вилль, поближе къ огню! Чего-жъ вы не идете? О, наконецъ то мы пришли! Наконецъ то мы пришли! Дорогая, любимая моя Мэгъ, гдѣ же котелокъ для воды? Ахъ, онъ здѣсь. Вотъ онъ! Въ одно мгновеніе вода закипитъ.

Во время своего снованія взадъ и впередъ по комнатѣ, Тоби удалось найти котелокъ, закинутый гдѣ-то въ углу; онъ поставилъ его на огонь, а Мэгъ въ то-же время, посадила дѣвочку возлѣ камина и, вставъ передъ нею на колѣни, снимала съ нее чулки и башмаки, растирая горячимъ полотенцемъ ея застывшія маленькія ноги. Но это не мѣшало ей смѣяться и смотрѣть на Тоби такими веселыми и милыми глазами, что ему хотѣлъ благословить ее, когда она опустилась на колѣни. Войдя въ комнату онъ засталъ ее всю въ слезахъ, сидящей возлѣ огня.

— Папа, — сказала Мэгъ, — мнѣ кажется ты совсѣмъ потерялъ разсудокъ сегодня вечеромъ; я право не знаю, что бы сказали колокола, глядя на тебя. Бѣдныя, маленькія ножонки! Какія онѣ холодныя!

— О, теперь онѣ уже согрѣлись, — воскликнулъ ребенокъ, — совсѣмъ согрѣлись!

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, — возразила Мэгъ, — мы еще и на половину не растерли ихъ. Ихъ еще надо долго, долго растирать. А, когда онѣ будутъ совсѣмъ теплыя, мы расчешемъ эти локоны, чтобы просушить ихъ; потомъ съ помощью холодной воды зарумянимъ эти блѣдныя щечки и послѣ этого мы будемъ такія веселыя, довольныя, счастливыя!

Ребенокъ разрыдался и обнявъ одною рукою ее за шею, другою ласкалъ ея красивое лицо, говоря: «О, Мэгъ! о, милая моя Мэгъ!»

Благословеніе Тоби не могло сдѣлать большаго. Кто могъ сдѣлать больше!

— Гдѣ-же ты, отецъ? — послѣ минутнаго молчанія воскликнула Мэгъ.

— Иду, иду, я здѣсь, милая, — сказалъ Тоби.

— Боже мой! — воскликнула Мэгъ. — Онъ окончательно потерялъ голову. Онъ покрылъ чайникъ шляпой этой славной дѣвочки и повѣсилъ крышку на ручку двери!

— Я не нарочно сдѣлалъ это, дорогая моя Мэгъ, — торопился Тоби поправить свою ошибку.

Мэгъ подняла глаза и увидѣла что Тоби, съ большимъ трудомъ протиснувшись за стулъ своего гостя, показывалъ ей съ таинственными жестами, надъ головою Ферна, заработанные имъ шесть пенсовъ.

— Я видѣлъ, входя домой, моя крошка, полъ-унціи чаю, гдѣ-то на лѣстницѣ, и я почти увѣренъ, что тамъ также былъ ломтикъ сала. Такъ какъ я не могу припомнить, гдѣ это именно было, то я пойду поищу.

Благодаря этой невѣроятной хитрости, Тоби удалось выйти, чтобы пойти купить у м-ссъ Чпкенстжеръ за наличныя деньги чай и сало. Послѣ чего онъ возвратился въ комнату, стараясь увѣрить Мэгъ, что ему стоило не малаго труда найти все это на темной лѣстницѣ.

— Но слава Богу, теперь все необходимое для чая есть, — говорилъ онъ. — Я былъ вполнѣ увѣренъ, что есть и чай и сало и, какъ видишь, я не ошибся. Мэгъ, моя козочка, если ты займешься чаемъ, пока твой недостойный отецъ поджаритъ сало, то у насъ въ одну минуту все будетъ готово. Удивительное у меня свойство, — продолжалъ. Тоби, приступая къ своимъ поварскимъ обязанностямъ съ помощью вилки для жаренія, — удивительная особенность, хорошо извѣстная всѣмъ моимъ друзьямъ:- я никогда не любилъ ни чай, ни сало. Я съ удовольствіемъ вижу, какъ другіе угощаются и тѣмъ и другимъ, — прибавилъ онъ громко, чтобы сильнѣе воздѣйствовать на своего гостя, — но что касается до меня, то какъ питательныя вещества и чай и сало — мнѣ одинаково непріятны.

Тѣмъ не менѣе жадно вдыхалъ запахъ жарящагося въ каминѣ сала… совсѣмъ такъ, какъ если бы онъ любилъ его; а когда онъ наливалъ кипящую воду въ маленькій фарфоровый чайникъ, то съ такою любовью проникалъ взоромъ въ самую глубину его, стараясь, чтобъ благоухающій паръ вился вокругъ его носа и окутывалъ густымъ облакомъ его лицо и голову. Но, не смотря на все это, онъ не хотѣлъ ни ѣсть, ни пить и только изъ приличія, въ самомъ началѣ, сдѣлалъ одинъ глотокъ чаю и съѣлъ кусочекъ сала, съ видимымъ наслажденіемъ, смакуя и то и другое, хотя и продолжалъ утверждать, что дѣлаетъ это насильно.