Евгения Марлитт - В доме Шиллинга

Маіорша не возражая ни слова, медленно прошла по всей террасѣ и спустилась по широкой средней лѣстницѣ навстрѣчу пріѣхавшимъ. Она вынула изъ кармана письмо и махала имъ въ воздухѣ.

Донна Мерседесъ тотчасъ ударила слегка хлыстомъ своего прекраснаго Фукса и опередила другихъ. Яркій румянецъ покрылъ ея щеки, въ то время какъ она поспѣшно взяла письмо и разорвала конвертъ. Она пробѣжала первыя строки, потомъ наклонилась къ маіоршѣ и, задыхаясь отъ волненія, прошептала ей: «баронъ Шиллингъ сегодня вечеромъ возвращается изъ Франціи!»

Она невольно схватила руку старой женщины и съ минуту крѣпко сжимала ее, многозначительно глядя на нее сіяющимъ взоромъ; потомъ спрятала письмо, повернула лошадь и, дружески кивнувъ сердито смотрѣвшей на нее съ террасы молодой женщинѣ, помчалась въ городъ по ближайшей дорогѣ черезъ лѣсъ.

Умный Фуксъ понесъ свою госпожу по шоссе, мимо вокзала желѣзной дороги, промчался по оживленной улицѣ и черезъ тихую соборную площадь, потомъ повернулъ въ длинный уединенный переулокъ, гдѣ съ обѣихъ сторонъ тянулись каменныя ограды садовъ и куда выходила хорошо знакомая калитка… Онъ каждый день совершалъ этотъ путь и радостно заржалъ, приближаясь къ саду шиллингова дома, такъ какъ онъ зналъ, что его тамъ пріютятъ, обласкаютъ и накормятъ.

Калитка была отворена въ ожиданіи донны Мерседесъ, которая обыкновенно пріѣзжала въ эти часы. Съ сильно бьющимся сердцемъ въѣхала она въ сосновую рощицу; сегодня еще разъ, какъ въ теченіе трехъ долгихъ лѣтъ, она будетъ совершенно одна въ мастерской и въ саду, потомъ…

Конюхъ прибѣжалъ изъ платановой аллеи, чтобы взять у нея лошадь. Его лицо сіяло, и онъ съ трудомъ сдерживалъ лукавую улыбку.

— А, вы уже знаете, — сказала донна Мерседесъ, спрыгнувъ съ лошади и стоя рядомъ съ нимъ.

— Знаю, сударыня, — возразилъ онъ почтительно. — Въ домѣ Шиллинга всѣ безъ ума отъ радости, что прошло наконецъ время ожиданій. Такой домъ безъ хозяина ужасенъ.

Онъ повелъ Фукса въ конюшню, а донна Мерседесъ съ минуту простояла на площадкѣ передъ мастерской, осматривая, насколько могла, садъ… Будетъ ли онъ доволенъ ея заботами и распоряженіями? Въ монастырскомъ помѣстьѣ, гдѣ прежде торчалъ дряхлый фронтонъ, на которомъ стаями сидѣли галки, и выглядывали изъ-за плодовыхъ деревьевъ полуразвалившіяся стѣны надворныхъ строеній, теперь возвышались новыя прекрасныя шиферныя крыши. Но зданія не примыкали къ дому Шиллинга, — между ними ужъ не было общей стѣны, въ которой можно было бы устроить «мышиный проходъ».

Маіорша при продажѣ монастырскаго помѣстья поставила непремѣннымъ условіемъ, чтобы новый владѣлецъ строилъ свой домъ на значительномъ разстояніи отъ сосѣдняго, за что значительно сбавила цѣну. Такимъ образомъ позоръ, которымъ послѣдній Вольфрамъ покрылъ свой честный родъ, былъ мало-по-малу забытъ.

Кромѣ того новый владѣлецъ уступилъ барону Шиллингъ широкую полосу освободившейся земли. Вслѣдствіе этого была уничтожена высокая, уже вывѣтрившаяся стѣна, нѣкогда отдѣлившая плебеевъ-суконщиковъ отъ аристократовъ-рыцарей, и сдѣлана красивая низкая рѣшетка, соотвѣтствовавшая архитектурѣ дома съ колоннами, по которой уже цѣплялись молодые стебли вьющихся растеній. Прекрасный итальянскаго стиля домъ былъ теперь со всѣхъ сторонъ открытъ для свѣта и воздуха и величественно возвышался на голубомъ фонѣ нѣмецкаго неба. Въ большомъ саду, лежащемъ позади дома съ колоннами, къ стѣнѣ примыкалъ легкій свѣтлый палисадъ, раздѣлявшій два владѣнія и замѣнившій грубую кустарную изгородь.

За всѣми этими нововведеніями наблюдала донна Мерседесъ и всѣмъ руководила. Баронъ Шиллингъ въ письмахъ излагалъ ей свои планы и намѣренія, и она по возможности точно и пунктуально приводила ихъ въ исполненіе. Она шла медленно, внимательно все осматривая, по дорожкѣ къ дому, перекинувъ черезъ руку шлейфъ амазонки и надвинувъ на лобъ шляпу съ бѣлымъ пушистымъ перомъ.

Поразительной красоты было лицо дѣвочки на слоновой кости, которое нѣкогда нѣжно-гордый отецъ прислалъ изъ-за океана, чтобы завоевать нѣмецкія сердца; и женщина, три года тому назадъ вступившая въ домъ Шиллинга въ траурной одеждѣ, ослѣпляла своей неотразимой прелестью, но ея повелительныя манеры, ея замкнутость, ледяные взоры большихъ, властныхъ глазъ высокомерно бросаемые на всѣхъ окружающихъ, отталкивали отъ нея. И тѣ два образа, появлявшіеся въ домѣ Шиллинга, мало имѣли общаго съ молодой стройной женщиной, съ южнымъ желтоватымъ оттѣнкомъ кожи, полной неизъяснимой прелести, расцвѣтшей и посвѣжѣвшей въ сѣверномъ климатѣ, которая шла теперь съ замирающимъ сердцемъ черезъ рощу, бросая внимательные взоры на восточный фронтонъ дома съ колоннами… Согласовалось ли все съ его желаніями?