Арнольд Беннет: Отголоски войны

Когда пришли, наконецъ, капитанъ и Тони, они застали Филиппа смачивающимъ виски лежащей безъ движенія на землѣ Мэри. Послѣ столькихъ волненій она лишилась чувствъ. Капитанъ Четвудъ опустился на колѣни рядомъ съ нею. У него были слезы на глазахъ. Мери вступила въ его жизнь какъ лучъ поэзіи. Онъ не зналъ названія любви, но слезы въ его глазахъ были искренними слезами.

Вскорѣ, впрочемъ, Мэри пришла въ себя, и они всѣ вмѣстѣ стали ждать зари, чувствуя себя теперь въ полной безопасности. При утреннемъ свѣтѣ Гранъ-Этанъ показался ихъ взорамъ во всей своей красѣ, окруженный холмами, съ густыми зарослями зелени, съ безчисленными пунцовыми и желтыми цвѣтами. Все вокругъ было тихо. Они усѣлись всѣ позавтракать — запасами, которыми снабдилъ ихъ Оксвичъ.

— Посмотрите, это что такое? — воскликнулъ вдругъ Тони, указывая на что-то черное, высившееся надъ водой какъ разъ противъ того мѣста, гдѣ стоялъ прикрѣпленный къ шесту фонарь.

Тони первый влѣзъ въ воду, чтобы изслѣдовать обратившій его вниманіе предметъ. Оказалось, что это — уголъ металлическаго ящика, фута въ два длиной и шести въ глубину. Поднять ящикъ Тони не смогъ, потому что онъ былъ прикрѣпленъ кольцомъ и мѣдной проволокой къ чему-то другому на днѣ. Это что-то оказалось вторымъ ящикомъ, прикрѣпленнымъ такимъ же способомъ къ другимъ. Общими силами они стали вытаскивать ящикъ за ящикомъ на берегъ — и при ближайшемъ разсмотрѣніи оказалось, что все это желѣзные ящики извѣстной лондонской фирмы. Такъ какъ открыть ихъ безъ помощи ключа не было возможности, то рѣшили перетащатъ ихъ на яхту, остановившуюся въ бухтѣ, черезъ деревню Гольяву, чтобы не очень обратить вниманіе на странный новый грузъ яхты.

Въ нѣсколькихъ ярдахъ отъ мѣста, гдѣ они всѣ стояли, показалась изъ-за пальмъ фигура, подошла къ берегу озера, постояла нѣсколько минутъ и снова скрылась. Всѣ видѣли ясно подошедшаго человѣка и убѣдились, что это ни Поликсфенъ, ни Коко. У него былъ скорѣе видъ иностранца.

Двое сутокъ спустя, въ ясное тропическое утро, «Странникъ» собирался покинуть берега Гренады. Капитанъ Четвудъ былъ въ пріятно-возбужденномъ настроеніи. О Вальтерѣ Поликсфенѣ и Коко не было больше слуха, и «Бѣлая Роза» не появлялась болѣе. По близости отъ Джоржстоуна находилось только русское военное судно «Пелагея», стоявшее на якорѣ уже при прибытіи «Странника». А въ это утро капитанъ Четвудъ, стоя на мостикѣ, замѣтилъ, что съ «Пелагеи» отплылъ маленькій катеръ, на палубѣ котораго стоялъ человѣкъ въ мундирѣ флотскаго капитана. Катеръ направлялся къ «Страннику», и капитанъ Четвудъ замѣтилъ, что «Пелагея», которую онъ принималъ за частную яхту, была подъ флагомъ русскаго императорскаго флота. Къ величайшему удивленію, катеръ съ морскимъ офицеромъ подошелъ въ «Страннику», пожелалъ вступить на его бортъ, затѣмъ передалъ свою карточку, прося сказать сэру Антони Гидрингу и г-ну Филиппу Мастерсу, что онъ проситъ ихъ принять его. На карточкѣ стояло: «Капитанъ Порфирій Платоновичъ Кирсановъ».

Чрезъ нѣсколько минутъ сэръ Антони и Филиппъ принимали капитана Кирсанова въ курительной комнатѣ и старались представиться, — точно посѣщеніе русскихъ флотскихъ офицеровъ для нихъ вещь самая обыкновенная, хотя, на самомъ дѣлѣ, появленіе капитана Кирсанова ихъ сильно изумляло и даже нѣсколько пугало.

— Я васъ задержу не надолго, — вѣжливо сказалъ офицеръ. — Я долженъ, съ вашего позволенія, предложить вамъ одинъ, можетъ быть, нескромный вопросъ. — Онъ оглянулся, чтобы убѣдиться, что всѣ двери заперты, и придвинулся къ сэру Антони. — Простите меня, прошу васъ еще разъ, если мой вопросъ покажется вамъ нескромнымъ. — Я долженъ васъ спросить о вашемъ грузѣ. У васъ на яхтѣ двѣсти-тридцать-семь стальныхъ ящиковъ. Вѣдь мои свѣдѣнія вѣрны?

— Да, — проговорилъ Тони, покраснѣвъ. — Мы дѣйствительно веземъ съ собой этотъ грузъ.

— Вы принесли эти ящики ночью съ Гранъ-Этана, вынувъ ихъ изъ воды. Это было два дня тому назадъ. Конечно, у васъ были свои причины переносить ихъ именно ночью, и я не стану спрашивать. — Онъ улыбнулся. — Но вы не знаете исторіи этихъ ящиковъ, не знаете, что въ нихъ, какъ они попали туда, гдѣ вы ихъ нашли, и кому они принадлежатъ. Если позволите, я все это вамъ скажу.

Послѣ настойчивой просьбы обоихъ друзей, капитанъ Кирсановъ закурилъ папиросу, пустилъ струю дыма и началъ свой разсказъ.

— 27 мая, — сказалъ онъ, — я находился на русскомъ броненосцѣ «Ослябя». Было три часа пополудни, вода просачивалась черезъ пробоину одного бока; носовая часть была уже сильно повреждена и броненосецъ сталъ накреняться на бокъ. Ахъ да, я, кажется, не сказалъ, что это происходило въ цусимскихъ водахъ, въ то время, какъ происходила величайшая морская битва. Мнѣ донесли, что два магазина уже затоплены. Вода лилась на бортъ въ огромномъ количествѣ. Я далъ приказъ остановить машины, велѣлъ экипажу оставить судно и отправился къ капитану. Въ это время, лѣвая часть моста наклонилась въ водѣ и палуба приняла вертикальное положеніе. Капитанъ ухватился за перила. — Какая жалость, сказалъ я ему, что вмѣстѣ съ броненосцемъ погибнутъ полъ-милліона имперіаловъ! Никто, кромѣ адмирала, капитана и меня и нѣсколькихъ младшихъ служащихъ морского казначейства, не знали, что на «Ослябѣ» везутся всѣ фонды балтійскаго флота. Казалось, что деньги совершенно въ другомъ мѣстѣ. Къ удивленію моему, капитанъ отвѣтилъ: «Вы ошибаетесь. Я перенесъ всѣ ящики на „Анадырь“ три часа тому назадъ». Въ это время на палубу нахлынула волна — море было очень бурное и стоялъ сильный туманъ — и капитанъ былъ смытъ. Я потерялъ сознаніе и очнулся на слѣдующій день на японскомъ крейсерѣ «Кассуга».