Арнольд Беннет - Отголоски войны

Онъ ждалъ съ нетерпѣніемъ момента, когда кто-нибудь войдетъ или выйдетъ изъ дому, но точно нарочно въ этотъ день было необычайно тихо. Никто не приходилъ — не являлись даже репортеры и сыщики. Наконецъ, Филиппъ услышалъ чьи-то шаги по лѣстницѣ, и сердце забилось у него отъ волненія. Сошелъ мужчина, но онъ былъ въ перчаткахъ. Филиппъ забылъ о пресловутой свѣтскости жильцовъ Угловато Дома. Онъ съ бѣшенствомъ содралъ наклеенныя бумажки послѣ ухода жильца въ, перчаткахъ и наклеилъ новыя, все таки рѣшивъ продолжать опытъ. Приходили затѣмъ люди въ перчаткахъ и безъ перчатокъ, и послѣдніе оставляли или очень неразборчивые отпечатки пальцевъ, или же отпечатки, въ которыхъ не было ничего похожаго на изученный Филиппомъ типъ.

Наступили сумерки, и запасъ приготовленныхъ Филиппомъ бумажекъ сталъ сокращаться. Онъ увидѣлъ, что, можетъ быть, придется продолжать эти опыты нѣсколько дней.

Черезъ нѣсколько времени Филиппъ услышалъ звукъ остановившагося передъ дверью кэба и выглянулъ въ окно. Изъ громоздкой кареты выходила м-ссъ Оппотери, очевидно возвращавшаяся съ похоронъ. Онъ сочувствовалъ ея горю, но былъ очень недоволенъ ея появленіемъ, такъ какъ уже напрасно потратилъ нѣсколько полосъ бумаги на женщинъ, входившихъ въ домъ. Она долго спорила о чемъ-то съ кучеромъ и медленно вынимала деньги, снявъ перчатки. Когда она поднималась на крыльцо, Филиппъ спрятался въ уголъ, боясь, что она, увидавъ его, упрекнетъ его за то, что онъ не былъ на похоронахъ. Когда она прошла и поднялась на лѣстницу, онъ вышелъ перемѣнить бумажки, и въ это время спокойно поднимался по ступенькамъ и быстро вошелъ въ домъ молодой человѣкъ въ черной одеждѣ. Это былъ Джонъ Мередитъ, котораго Филиппъ въ этотъ день еще не видѣлъ. Филиппъ самъ не могъ понять, почему его такъ странно взволновалъ видъ Мередита, и почему онъ не могъ сразу рѣшиться снять и разсмотрѣть полоски. Онъ даже обрадовался, когда на крыльцо вбѣжалъ газетчикъ и раскрылъ обѣ двери, подавая нумера воскресныхъ газетъ.

Газетчикъ ушелъ; Филиппъ дрожащей рукой снялъ полосы шагъ и понесъ ихъ въ контору. Лакированная бумага, приклеенная къ наружной двери, носила только слѣды смутныхъ трехъ пятенъ; но на другой полоскѣ очень ясно отпечатались за покрытой лакомъ бѣлой краскѣ три ряда пальцевъ: наверху мужскихъ, затѣмъ женскихъ, затѣмъ — пальцевъ газетчика. У Филиппа забилось сердце, когда онъ сталъ разглядывать первые отпечатки. Онъ взялъ обломокъ камня, положилъ рядомъ съ бумажкой и, съ увеличительнымъ стекломъ въ рукахъ, сталъ сравнивать. Не было ни малѣйшаго сомнѣнія. Отпечатокъ пальца на камнѣ и на бумагѣ былъ одинъ и тотъ же. Не давая себѣ времени подумать, Филиппъ вышелъ изъ конторы, думая, что Мередитъ еще въ передней. Мередитъ въ это время снова спускался съ лѣстницы, очень блѣдный. Онъ видимо торопился. Страшный шрамъ казался багровымъ на его бѣломъ лицѣ.

— Пожалуйста, войдите сюда, — сказалъ Филиппъ. У него такъ пересохло во рту, что онъ едва могъ говорить. — Мнѣ нужно сказать вамъ нѣсколько словъ.

Мередитъ вошелъ въ контору. Филиппъ выслалъ находившагося тамъ мальчика и закрылъ дверь. У него было странное желаніе уговорить Мередита уѣхать сейчасъ же навсегда изъ Англіи.

— Что случилось? — спросилъ Мередитъ.

— Я вамъ сейчасъ скажу, — отвѣтилъ Филиппъ. — Отпечатокъ пальца за этомъ камнѣ сдѣланъ убійцей капитана Поликсфена, а отпечатокъ за этой бумагѣ сдѣланъ вами. Они абсолютно одинаковы. Я устроилъ ловушку для убійцы, и въ нее попались вы. Что вы имѣете сказать?

— Что? — воскликнулъ молодой человѣкъ, глядя на бумагу. — Который отпечатокъ?

— Вотъ этотъ.

— Но вѣдь это не можетъ быть отпечаткомъ моихъ маленькихъ пальцевъ, — сказалъ Мередитъ со страннымъ спокойствіемъ, понявъ, въ чемъ заключалась ловушка. — Вотъ моя рука. Взгляните сами. — Его голосъ былъ убѣдителенъ и очарователенъ попрежнему.

Мастерсъ быстро взялъ его протянутую руку. У него были длинные, тонкіе пальцы, а верхніе отпечатки были широкіе и грубые.

— У васъ рука какъ у женщины, — сказалъ Филиппъ, не выпуская пальцевъ, имѣвшихъ для него какое-то странное очарованіе.

Юноша быстро отдернулъ руку, сѣлъ на стулъ и разрыдался.

— Это женская рука, — сказалъ Мередитъ. — Я дочь капитана Поликсфена.

— Боже мой! Вы Джиральда?

Мередитъ кивнулъ головой, поднявъ глаза на Филиппа.

Признаніе Мередита, оказавшагося Джиральдой, преисполнило Филиппа радостью, о причинахъ которой онъ пока не хотѣлъ разсуждать. Онъ только понялъ теперь, почему его такъ привлекалъ странный юноша, возбуждая въ немъ желаніе защитить его. Теперь ему было даже странно, что онъ раньше не догадался.