Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)

— Я пойду в сарай первый и поймаю их, когда они придут.

Тут со мной чуть обморок не сделался!.. Струя растаявшего

масла потекла у меня по лбу, а тетя Салли увидала и побледнела как простыня.

— Ради бога! Что приключилось с ребенком? У него воспаление мозга, это ясно как божий день, ведь это мозг у него просачивается!

Все бросились ко мне, тетушка сорвала с меня шляпу — хлеб выскочил с остатками масла, а она схватила меня в объятия и принялась целовать.

— Ах, до чего ты меня перепугал! Как я рада и благодарна Богу, что не случилось ничего дурного! Нам что-то не везет за последнее время, а ведь знаешь пословицу: пришла беда, отворяй ворота! Когда я увидала эту жидкость, я уж думала, что ты погиб: по цвету и по всему мне показалось, что это похоже на мозг… Ах боже мой! Отчего ты сейчас же не признался мне, зачем лазил в погреб, я бы и слова не сказала. Ну, теперь марш в постель, и чтоб я тебя не видала до завтрашнего утра…

В одну секунду я очутился наверху, а затем проворно спустился по громоотводу и бросился бежать в потемках к пристройке. Я едва мог говорить, до такой степени был взволнован. Кое-как объяснил я Тому, что мы должны бежать без оглядки и не терять ни минуты — дом полон людей, да еще с ружьями! У него глаза разгорелись.

— Нет! Быть не может! — воскликнул он, — Вот так штука! Ну, Гек, если б я мог переделать все это заново, я бы их нагнал сюда две сотни! Нельзя ли погодить покуда…

— Скорей, скорей! Мешкать нечего… — шептал я, — Где Джим?

— Тут, возле, тебе стоит только протянуть руку… Он уж переодет, все готово. Теперь вон отсюда, и подадим сигнал!

В эту минуту мы услыхали мерный топот людей, приближающихся к двери, услыхали, как они возятся с висячим замком; один из них сказал:

— Вот видите, говорил я вам, что мы поторопились: они еще не приходили, дверь заперта. Постойте, я запру несколько человек в сарае, вы подкараулите разбойников в темноте и перестреляете их, когда они явятся; а остальные пусть засядут поблизости и стерегут…

Фермеры вошли, но не могли нас увидеть в потемках, и нам удалось проползти в лазейку, быстро и бесшумно — сначала Джим, потом я и, наконец, Том — согласно его собственным распоряжениям. Теперь мы очутились в пристройке и слышали рядом с собой топот ног во дворе. Подползли к двери; Том велел нам остановиться и приложил глаз к щели, но ничего не мог разобрать, так было темно; он шепнул нам, что будет прислушиваться и подождет, пока шаги немного удалятся; а когда он толкнет нас, то Джим должен выйти впереди всех, а уж он самый последний. Действительно, Том приложил ухо к щели и долго прислушивался… а шаги все время были слышны рядом. Наконец он толкнул нас, мы выскочили вон, затаив дыхание, и тихо, беззвучно прокрались к забору гуськом. Джим и я перелезли благополучно, но Том зацепился панталонами за обломок верхней перекладины забора. Слыша за собой шаги, он рванулся, отломил щепку, которая затрещала и наделала шуму.

В то время как он уже нагонял нас, раздался крик:

— Кто там? Отвечайте, или я выстрелю!

Разумеется, мы не ответили, а пустились бежать во все лопатки. За нами кинулась целая толпа… Паф, паф! — вокруг нас засвистели пули…

Фермеры кричали:

— Вон они! Бегут к реке! Лови! Спускай собак!

И они всей гурьбой пустились за нами вдогонку. Мы могли их слышать, потому что на них были сапоги и они орали во все горло, а мы были босиком и удирали втихомолку. Мы бежали по тропинке к мельнице. Когда они почти настигли нас, мы спрятались в кусты, пропустили их вперед, а сами остались позади. Все собаки у них были заперты, чтоб они не спугнули разбойников; но тем временем кто-то успел спустить их, и они тоже помчались за толпой, подымая такой лай и гам, как будто их собрался целый миллион. Но собаки были свои, знакомые; вот мы и остановились, покуда они не нагнали нас; но когда они увидали, что это только мы, и злиться нечего, интереса мы никакого не представляем, — они любезно поздоровались с нами и помчались туда, где слышался шум и галдеж. Тогда мы, в свою очередь, развели пары и понеслись дальше, почти вплоть до мельницы, а там пробрались кустарником до того места, где была спрятана моя лодка. Проворно вскочив в нее, мы поплыли на середину реки, стараясь не делать шума. Потом спокойно направились к острову, где стоял плот. Долго еще до нас доносились с берега крики и собачий лай. Наконец, все угомонилось и замерло в отдалении.

— Ну, теперь, старина Джим, — сказал я, очутившись на плоту, — ты опять свободный человек и, надеюсь, больше уже не вернешься в рабство.