Марк Твен - Прогулка заграницей

Только-что покончили мы говорить о скелетахъ, и разговоръ перешелъ на ископаемыя, какъ вдругъ мы услышали крики. Взглянувъ вверхъ по крутому откосу, мы увидѣли группу мужчинъ и женщинъ, съ испугомъ и волненіемъ глядѣвшихъ на какой-то большой предметъ, катившійся прямо на насъ внизъ по откосу. Мы поспѣшили посторониться. Предметъ этотъ, докатившись до дороги, остановился и оказался мальчикомъ. Оступившись, онъ упалъ, при чемъ ему не оставалось ничего больше, какъ только надѣяться на свое счастіе и ждать, что изъ этого выйдетъ.

Въ такихъ мѣстахъ стоитъ только упасть, а остановиться уже нѣтъ возможности, пока не достигнешь самаго дна. И какъ это умудряются люди обработывать землю на этихъ крутизнахъ, о которыхъ, если вы уже хотите быть точными, лучше всего сказать, что онѣ немного круче лѣстницы, хотя и не такъ круты, какъ мансардная кровля. Нѣкоторыя маленькія фермы, расположенныя на склонахъ холмовъ около Гейдельберга, положительно стоятъ совсѣмъ «вверхъ дномъ». Мальчикъ былъ сильно помятъ, а голова его была облита кровью, шедшей изъ ранъ и царапинъ, полученныхъ отъ ударовъ о мелкіе камни.

Пока мы съ Гаррисомъ поднимали его и усаживали на камень, подоспѣли его спутники, неся съ собою потерянную при паденіи шапку.

Изъ сосѣднихъ домиковъ повыскочили мужчины, женщины и дѣти и присоединились къ нашей толпѣ. Поблѣднѣвшаго мальчугана осыпали ласками и сожалѣніями; оглядѣвъ его со всѣхъ сторонъ, принесли ему воды, напоили его и обмыли пораненныя мѣста. А разговору-то, разговору сколько тутъ было! Всѣ свидѣтели катастрофы принялись одновременно разсказывать о ней и каждый старался перекричать другого, а одинъ черезчуръ уже увлекшійся юноша взбѣжалъ немного вверхъ по откосу и, крикнувъ товарищамъ, чтобы они смотрѣли, сдѣлалъ видъ, что оступился, упалъ и скатился намъ подъ ноги, чѣмъ чрезвычайно картинно и наглядно пояснилъ своимъ слушателямъ, какъ это все произошло.

Во всѣхъ этихъ описаніяхъ фигурировали и мы съ Гаррисонъ. Было подробно описано: и какъ мы шли, и какъ Гансъ Гроссъ крикнулъ, и какъ мы съ удивленіемъ оглянулись, какъ увидѣли Петра, подобно пушечному ядру летящаго прямо на насъ, и какъ мы посторонились и подхватили его, и какъ мы хорошо сдѣлали, что тотчасъ же посадили и отряхнули его. Словомъ, мы оказались такими же героями, какъ и всѣ остальные, за исключеніемъ самого Петра, и сообразно этому чествовались; вмѣстѣ съ Петромъ и всею толпою мы отправились въ домъ его матери, гдѣ насъ угостили хлѣбомъ, сыромъ и молокомъ и гдѣ намъ пришлось выпить пива чуть ли не съ каждымъ изъ участниковъ этого происшествія. Когда мы, наконецъ, встали, чтобы уходить, то каждый наперерывъ спѣшилъ пожать намъ руку и до тѣхъ поръ провожалъ насъ своимъ «Leb'wohl», пока мы не исчезли за поворотомъ дороги изъ глазъ своихъ новыхъ пріятелей.

Задачу свою мы выполнили и въ половинѣ девятаго вечера вошли въ Оппенау, сдѣлавъ весь путь отъ Аллерхейлигена до Оппенау (146 миль) въ 11 1/2 часовъ. По крайней мѣрѣ такое разстояніе показывалъ нашъ педометръ; что же касается до путеводителей и картъ военнаго вѣдомства, то всѣ они согласно опредѣляли его въ 10 1/2 миль — ошибка тѣмъ болѣе удивительная, что оба эти источника обыкновенно весьма точны во всемъ, что касается опредѣленія разстояній.

Да, прогулка вышла чрезвычайно пріятная, и притомъ за все наше пребываніе въ Европѣ это былъ единственный случай, когда все время намъ пришлось идти подъ гору. На слѣдующее утро мы сѣли въ поѣздъ и поѣхали обратно въ Баденъ-Баденъ, окруженные ужасными клубами пыли. День былъ воскресный и поэтому вагоны были наполнены публикой, спѣшившей за городъ на partie de plaisir. Жара стояла невыносимая, небо казалось какою-то раскаленною и наглухо закупоренною печью, въ которую не проникало ни малѣйшей струйки воздуха. Вотъ ужь поистинѣ странное время выбираютъ люди для увеселительныхъ прогулокъ.

Воскресенье на континентѣ великій день — это день свободы и веселья. Здѣсь каждый нарушаетъ воскресный покой на тысячу различныхъ способовъ и не боится совершить этимъ грѣха.

Мы не работаемъ въ воскресенье, потому что заповѣдью запрещено эхо, по той же причинѣ не работаютъ въ воскресенье и нѣмцы. Мы отдыхаемъ въ этотъ день, потому что этого требуютъ отъ насъ заповѣди, то же и по той же причинѣ дѣлаютъ и нѣмцы. Все различіе заключается лишь въ опредѣленіи понятія «покой». Для насъ это значитъ сидѣть дома и ничего не дѣлать. Повидимому, то же самое думаютъ и нѣмцы. Но они даютъ отдыхъ только тѣмъ способностямъ человѣка, которыя утомлены недѣльною работою, и ни въ какомъ случаѣ другимъ — неутомленнымъ; и надо сознаться, что, поступая такимъ образомъ, они достигаютъ цѣли гораздо лучше. Итакъ, если обязанности заставляютъ человѣка всю недѣлю сидѣть дома, то воскреснымъ отдыхомъ для него будетъ уйти изъ дому; если обязанность его состоитъ въ чтеніи серьезныхъ и скучныхъ книгъ, то въ воскресенье онъ съ удовольствіемъ отдохнетъ за легкимъ чтеніемъ; если онъ имѣетъ дѣло цѣлую недѣлю со смертью, съ похоронами, то въ воскресенье ему не грѣхъ сходить и въ театръ и въ теченіе двухъ, трехъ часовъ хохотать надъ веселой комедіей; если онъ усталъ оттого, что цѣлую недѣлю копалъ рвы или рубилъ деревья, то отдыхомъ въ воскресенье будетъ для него лежанье дома; если у человѣка устали отъ бездѣятельности руки, мозгъ, языкъ или другія какія-либо части тѣла, но новый день, проведенный этими частями праздно, не дастъ имъ отдыха. Если же, наоборотъ, онѣ устали отъ чрезмѣрной работы, то отдыхомъ для нихъ будетъ, конечно, праздность. Вотъ какъ, повидимому, понимаютъ нѣмцы отдыхъ. Мы же понимаемъ это гораздо уже. Всѣ мы отдыхаемъ въ воскресенье одинаковымъ образомъ — сидимъ по домамъ и предаемся бездѣйствію, не обращая вниманія на то, можетъ ли оно дать намъ дѣйствительный отдыхъ или нѣтъ. Артисты, проповѣдники и пр. принуждены въ Германіи работать и въ воскресенье. Ко тому же самому поощряемъ и мы своихъ проповѣдниковъ, издателей, типографщиковъ и другихъ спеціалистовъ, но при этомъ воображаемъ, что сами остаемся непричастными къ грѣху; вѣдь если типографщику грѣшно работать въ воскресенье, то не менѣе грѣшно и пастору проповѣдывать, такъ какъ заповѣдь не дѣлаетъ различія между спеціальностями, и я, право, не знаю, какъ мы можемъ мириться съ такимъ противорѣчіемъ. Покупая въ понедѣльникъ утреннюю газету, мы тѣмъ самымъ поощряемъ воскресную работу печатавшихъ ее людей. На будущее время я не буду покупать этихъ газетъ.