Марк Твен - Прогулка заграницей

Здѣсь не мало есть другихъ картинъ, тоже изображающихъ нагихъ женщинъ, которыя, я увѣренъ, тѣмъ не менѣе не возбуждаютъ дурныхъ инстинктовъ. Такихъ картинъ я не осуждаю. Я хочу установить только тотъ фактъ, что «Венера» Тиціана совсѣмъ не такого сорта картина. Нѣтъ сомнѣнія, что она писана для какого-нибудь вертепа, куда не была принята, такъ какъ оказалась черезчуръ ужь выразительной. Да и правда, врядъ ли она окажется гдѣ у мѣста, кромѣ развѣ одной галлереи искусствъ. Въ Трибунѣ помѣщаются двѣ «Венеры» кисти Тиціана; лица, видѣвшія ихъ, легко поймутъ, о которой изъ нихъ я говорилъ выше.

Во всякой европейской галлереѣ найдется не мало самыхъ отталкивающихъ картинъ, изображающихъ потоки крови, рѣзню, разлетающіеся мозги, гніеніе — картинъ невыносимаго страданія, всевозможныхъ ужасовъ, написанныхъ съ мельчайшими деталями; подобныя же картины пишутся и въ наше время и выставляются передъ публикой безъ опасенія возбудить этимъ негодованіе: все это позволительно, такъ какъ это произведенія искусства. Но попробовалъ бы писатель подробно описать какую-нибудь изъ этихъ мерзостей, критика съ живого содрала бы съ него кожу! Ну, да что объ этомъ говорятъ, пусть будетъ такъ, искусство сохранило свои привилегіи, а литература утратила ихъ. Пусть кто хочетъ другой трудится надъ выясненіемъ всѣхъ этихъ «отчего» и «почему», я же не имѣю на это времени.

«Венера» Тиціана оскорбляетъ и унижаетъ Трибуну; фактъ не имѣетъ оправданія, но зато «Моисей», работа того же Тиціана, составляетъ ея славу. Простая искренность этого благороднаго произведенія привлекаетъ сердца посѣтителей и вызываетъ восторгъ какъ ученыхъ, такъ и невѣждъ. Какое восхищеніе чувствуетъ зритель, утомленный легіонами противныхъ, толстыхъ и безсмысленныхъ ребятъ, которыми полны всѣ картины старинныхъ мастеровъ Италіи, очутившись передъ этимъ восхитительнымъ ребенкомъ и чувствуя въ себѣ трепетъ, лучше всего говорящій ему, что передъ нимъ великое твореніе. Да, это, дѣйствительно человѣческое дитя и при томъ настоящее, неподдѣльное. Вы уже тысячи разъ видѣли его, видѣли его именно такимъ, какимъ оно здѣсь изображено, и вы безусловно сознаете, что Тиціанъ дѣйствительно былъ мастеромъ. Глядя на кукольныя лица другихъ дѣтей, вы можете думать и то и другое, но при взглядѣ на «Моисея» для васъ становится совершенно яснымъ, что хотѣлъ выразить своею картиной художникъ. Самые строгіе критики единогласно говорятъ про нее: «Здѣсь не можетъ быть мѣста для сомнѣній, ясно, что это дитя находится въ затрудненіи».

По моему мнѣнію, во всѣхъ произведеніяхъ старыхъ мастеровъ вы не найдете ни одного равнаго «Моисею»; и исключеніе я допускаю только для божественнаго сундука кисти Бассано. Я увѣренъ, что если бы всѣ произведенія старыхъ мастеровъ погибли и остались бы только два упомянутыя, то міръ только выигралъ бы отъ этого.

Единственною цѣлью моей поѣздки во Флоренцію было желаніе посмотрѣть на этого безсмертнаго «Моисея», и къ великому моему счастью, я попалъ какъ разъ во-время, такъ какъ состоялось уже рѣшеніе перенести эту картину въ другое менѣе доступное и лучше охраняемое помѣщеніе, рѣшеніе, вызванное усилившимися въ то время кражами въ большихъ галлереяхъ Европы.

Я нашелъ хорошаго художника, чтобы снять съ этой картины копію, а Паннемакеръ сдѣлалъ для меня съ нея гравюру.

Затѣмъ мы побывали въ Римѣ и нѣкоторыхъ другихъ итальянскихъ городахъ; изъ Италіи проѣхали мы въ Мюнхенъ, а оттуда въ Парижъ, куда попали отчасти изъ любопытства, но главнымъ образомъ потому, что городъ этотъ значился въ нашей программѣ, которую мы хотѣли выполнить въ точности.

Основавъ въ Парижѣ главную квартиру, я дѣлалъ экскурсіи по Голландіи и Бельгіи, большею частью пѣшкомъ, частію по желѣзнымъ дорогамъ и каналамъ, причемъ время прошло довольно пріятно. Съ Испаніей и нѣкоторыми другими мѣстностями я познакомился черезъ своихъ агентовъ, чѣмъ сберегъ время и сапоги. Побывавъ въ Англіи, мы сѣли, наконецъ, на «Галлію», прекрасное судно компаніи Кюнэрдъ, и на немъ благополучно совершили обратный переѣздъ черезъ океанъ. Я былъ радъ, неизмѣримо радъ вернуться домой, радъ до такой степени, что, казалось, ничто въ мірѣ не въ состояніи будетъ заставить меня опять уѣхать изъ отечества. Всѣ удовольствія заграничнаго путешествія показались мнѣ блѣдными и ничтожными въ сравненіи съ тѣмъ восхищеніемъ, которое охватило меня при видѣ Нью-Іоркской гавани. Европа имѣетъ не мало преимуществъ предъ нами, но все это ничто въ сравненіи съ тѣми благами жизни, гораздо болѣе существенными, какія можно найти только у насъ. Тамъ мы живемъ, какъ на бивакахъ. Даже сами европейцы въ этомъ отношеніи находятся не въ лучшемъ положеніи. Они сами живутъ въ мрачныхъ и холодныхъ, хотя и большихъ могилахъ, быть можетъ, дорогихъ, но ужь, безъ сомнѣнія, не представляющихъ никакихъ удобствъ. Жить такъ, какъ живетъ большая часть европейскихъ семействъ, для всякаго американца показалось бы невыносимымъ.